— Так какая же просьба?
— Я тут, Игорь Дмитриевич, — Филин встал, подошел к перилам, — в одном журнале вычитал, как раньше в Англии бультерьеров выращивали. Не знаете?
— Да нет.
— Щенка подросшего натравливали на быка, а когда он челюстями своими захватывал сердешного, то собачке голову отрубали.
— Зачем? — удивился Игорь.
— Проверяли замок челюстей. Если разжимались зубы, то весь помет под нож.
— Значит, я бультерьер?
— Вроде того, Игорь Дмитриевич, вроде того.
— А кто же бык? — Игорь со злостью сдавил пустую банку из-под пива.
— Не хочу, Игорь Дмитриевич, чтобы ты голову потерял. Не хочу. Поэтому оставь «Антик» в покое.
— Вот ты к чему, Филин, — зло выдохнул Корнеев.
— Да, дело у вас забрали. Но я тебя знаю много лет, ты, как тот бультерьер, не отступишься. Так вот, отступись — и мы в расчете.
А речной трамвай совершил свой круг и вновь подходил к Берсеневской набережной.
Филин встал.
— Пойду я, Игорь Дмитриевич. Прощай. А ты на следующей сойди. Помни просьбу мою. Такие люди, как ты, должны платить долги.
Трамвай мягко ударился о кранцы, матрос забросил на кнехт канат.
Корнеев смотрел, как Филин шел по трапу. Сошел на берег.
А на трамвай садилась толпа пацанов и девочек, и растрепанная женщина никак не могла выстроить их в затылок.
Игорь смотрел вслед Филину и думал о том, что этот долг он, видимо, никогда не заплатит.
Филин солидно поднялся на набережную. Поднял руку.
Вдруг от дома номер 2 сорвались со стоянки красные «жигули».
Они наискось пересекли проезжую часть и на всем ходу вбили Филина в гранит парапета.
Игорь бежал к выходу, расталкивая детей, слыша за спиной бранные слова.
Трамвай начал уже отходить, и он, прыгнув, преодолел полосу воды и упал на самый край причала.
А на набережной уже толпа собралась, и Игорь еле протиснулся к Филину. Вернее, к тому, что раньше было Филином.
Кафтанов отхлебнул кофе из стакана, потом встал, подошел к холодильнику, вынул из него два бублика.
— Боитесь, что протухнут? — попытался пошутить Игорь.
— Хлеб в холодильнике всегда свежим остается, — серьезно ответил Кафтанов. — Ну давай, пей кофе и дальше рассказывай.
— А что рассказывать? Убийца развернул машину, въехал во двор дома номер два, потом под арку у девятого подъезда, там завернул за угол. Бросил машину и ушел спокойно проходными дворами. Отработали жилмассив. Его видели четверо. Мы сделали фоторобот. — Игорь положил на стол снимки. — Мне кажется, что это один из тех, с кем я встречался в гараже.
— Кажется или точно?
— Точно.
— Они убрали Филина, который, по твоим словам, собрался на покой. Значит, появился кто-то, чье влияние значительно больше. Что думаешь делать?
— Андрей Петрович, они придут к Третьякову, ну а Логунов установил, что владелица «ягуара», Сомова Наталья Борисовна, почти ежедневно посещает валютный бар «Интуриста». А кроме того, у нас ее адрес есть.
— Значит, так, Корнеев. — Кафтанов встал. — Ты к Третьякову, а Логунов пусть эту даму сюда привезет.
* * *
— А ты крутой парень. — Гольдин внимательно, словно впервые увидел, поглядел на Серого.
Серый сидел за столом на кухне в квартире Саши Летчика и пил кофе.
Он поставил чашку, поднял глаза на Романа.
И Гольдину нехорошо стало от этого взгляда.
— Теперь ты возьмешь все наши московские дела. — Гольдин встал, подошел к окну.
Армянский переулок был полупустым. Солнце высвечивало старые дома, и они в свете этом опять стали нарядными, словно их отремонтировали.
— Но есть еще одно дело.
— Какое?
— Третьяков.
— Я его сегодня кончу.
— Мне с тобой? — Саша Летчик встал.
— Нет. — Гольдин положил ему руку на плечо. — Ты отвезешь товар на дачу. Завтра утром. Сегодня из дома не выходить.
— Один не управлюсь.
— В десять утра к тебе подъедет машина, в ней будут люди. Ты шеф. Поэтому и спрос с тебя. Делаем первую партию, и вы с Серым уходите в Польшу. Паспорта — моя забота. Там наши люди переправят вас в Германию, а потом ко мне в Штаты.
Хорошая квартира была у Третьякова, красивая и не маленькая. Две большие комнаты.
А главное, в самом центре. У метро «Кировская», в доме страхового общества «Россия».
По-барски жил Сергей Третьяков. Потолки с лепниной. А по коридору и прихожей на велосипеде можно ездить.
Ну и, конечно, обстановка, техника всякая.
Опера и омоновцы, жители московских коммуналок и общежитий, только завистливо крутили головами.
Квартира была блокирована по всем правилам. Сидели на улице, в садике молодые ребята и девушки пели под гитару хорошие старые песни, на чердачной площадке устроились омоновцы да в квартире три опера и два крепких паренька.
А время шло. Стемнело уже. Фильм по телевизору кончился. Тихо в квартире. Тихо и сонно.
Вдруг около полуночи зазвонил телефон.
— Да. — Третьяков поднял трубку.
— Паша? — спросил незнакомый голос.
— Нет. Вы не туда попали. — Сергей положил трубку.
И сразу же Корнеев схватил рацию.
— Седьмой, там?
— Спокойно.
— Приготовьтесь. Пятый, приготовьтесь.
Прошло несколько минут, и запищала рация.
— Третий, я Седьмой. В подъезд вошли двое.
И сразу лифт загудел.
— Начали, — скомандовал Корнеев.
Встали по обе стороны дверей омоновцы. Опера прижались к стене в коридоре.
Хлопнула дверца лифта. Шаги послышались.
И пауза наступила. Минута. Вторая… Пятая.
И наконец звонок.
Третьяков подошел к двери.
— Кто?
— От Лузгина. Договоренное привез.
Третьяков распахнул дверь, и в квартиру ввалился здоровый парень с пистолетом в руке.
— К стене, сука! — рявкнул он.
Один из омоновцев ударил его ногой в лицо, второй выбил пистолет, и рухнул лоб на пол.
Корнеев выскочил на лестницу.
На площадке стоял Серый с пистолетом в руке.
Кольцом отсекли его от лифта бойцы ОМОНа.
