Мать Суханова принесла кофе и ушла к себе, оставив Вадима и Стрельцова в гостиной.
— Вадим Николаевич, — спросил Алеша, — вышли?
— Вышли.
— Серьезная группа?
— Посмотрим.
В их профессии не было серьезных и несерьезных групп. Когда Вадим работал в райотделе, они поехали вдвоем в Нижние Котлы задерживать восемнадцатилетнего пацана, проходившего по делу о разбое. Но, войдя в квартиру, увидели матерых здоровых ребят, тупо и зло пьяных. В тот вечер Вадим получил вторую — за службу — ножевую рану и провалялся месяц в госпитале. Черт его знает, этого Долгушина. Он для Орлова был человеком-оборотнем, а такой способен на все. Потом этот Каин. Кличка-то какая-то сволочная. Вдруг он законник из старых? Из тех, кому терять нечего, потому что за спиной, словно мешок, висят не раскрытые пока преступления? Все может быть. Поэтому операцию необходимо провести ювелирно — тихо и без потерь. Им хватит одного Фомина, который хоть и пошел на поправку, но из милиции врачи вполне могут его списать. А жаль, хотя сейчас многие и говорят, что пришло, мол, время образованных людей, в милиции всегда было одно время — людей мужественных и честных.
Часы пробили семь, потом восемь. А Малюков еще не выходил из комнаты.
— Как вел себя Суханов? — спросил Вадим Стрельцова.
— Сначала о чем-то разговаривал с матерью, потом ушел к себе в комнату и не выходил.
— А ты что делал?
— Телевизор смотрел. Все подряд.
— Тоже занятие.
— Я заснуть боялся, товарищ подполковник.
Наконец распахнулась дверь, и густой баритон Малюкова заполнил квартиру:
— У нас все.
— Валентин Андреевич, — Вадим подошел к Суханову, — мы уезжаем. Я прошу вас обещать мне, что до моего звонка вы никуда не выйдете из квартиры. Это необходимо нам для успешного завершения дела.
— Обещаю.
— Я вам верю. Всего доброго.
В машине Малюков, повернувшись на переднем сиденье, сказал Орлову:
— Вот уж не знал, что ты такой человеколюб. Странная черта для работника розыска.
— Ты, видимо, путаешь уголовный розыск с какой-то другой организацией. Я в данный момент боролся не только за Суханова.
— А за кого? — с иронией спросил Малюков.
— За тебя, за себя, за всех нас.
— Ты, видать, к старости стал сентиментальным. Я помню, как ты колол Николаева.
— Николаев бандит, насильник и убийца. Не надо путать его с такими, как Суханов.
— Тебя не переспоришь.
— А ты и не спорь.
Дверь им открыла Марина. Малюков на секунду смешался, потом хмыкнул понимающе.
— Олег Малюков, — представился он, — мне приходится работать вместе с Вадимом.
— Марина Денисова.
— Ну вот мы и познакомились, Марина, а то что-то наш друг несколько застеснялся.
— Он еще не привык, Олег. Мойте руки и к столу.
В ванной Малюков посмотрел на Вадима и неодобрительно покрутил головой:
— О таких делах предупреждают. Я бы цветы купил.
В комнате их ждал накрытый стол. И хотя на нем не было ничего необычного, он выглядел сказочно. Они сели за стол и ели необычайно вкусную печеную картошку, помидоры и соленые огурцы, яичницу с колбасой. И водки они выпили из запотевшей, покрытой изморозью бутылки. Потом пили чай и говорили о книгах и фильмах, о грибах, рыбалке. Только о работе они не говорили, но тем не менее помнили о ней. Малюков ушел, а Марина осталась убираться.
Вадим проснулся среди ночи. В комнату падал зыбкий свет фонаря. Марина спала, положив голову ему на руку, и он боялся пошевелиться, чтобы не разбудить ее. Лицо ее в этом ночном свете казалось особенно красивым, и впервые он подумал о том, что счастье его окажется недолгим. Ему захотелось курить, и Вадим начал осторожно освобождать руку. Наконец ему это удалось, и он, встав, подошел к столу и взял сигареты.
Телефон звякнул и подавился, Вадим успел снять трубку.
— Орлов.
— Это Калугин.
— Да, Игорь.
— Есть новость, я могу приехать?
Вадим взглянул на часы, фосфор стрелок застыл на двадцати минутах четвертого.
— Вы один?
— Да.
— Жду.
Когда он обернулся, то увидел Марину, сидящую на кровати.
— Ты уезжаешь?
— Нет, приедет мой помощник.
— Орлов, а так будет всегда?
— Иногда да.
— Ты будешь стрелять, выпрыгивать из-под машин, улетать, а ночью к тебе будут приезжать сотрудники.
— Это издержки нашей профессии. — Вадим привычно быстро одевался.
— А на столе вместо цветов всегда будет лежать пистолет, — грустно сказала Марина.
— Нет, почему же, я буду покупать цветы.
— Значит, все это окажется вместе.
— К чему этот разговор, Марина? Ты же знаешь, что я работаю в угрозыске, а не в филармонии. Если бы я работал там, то на столе лежала бы скрипка.
— Это все очень грустно, Вадим, и особенно грустно потому, что я тебя люблю.
— Не вижу связи.
— Просто я уже вижу перспективу.
— Она пугает тебя?
— Во всяком случае, не радует.
— Я не уйду со своей работы.
— Я знаю.
В прихожей раздался короткий звонок. Вадим вышел и открыл дверь. На пороге стоял Калугин.
— Прошу простить за поздний визит, — улыбнулся он.
— Вернее, за ранний.
— Пусть так. Куда мне пройти?
— Пойдемте на кухню.
Калугин сел у стола, а Вадим поставил на огонь джезву.
— Сейчас попьем кофе.
— Ох, хорошо бы. А выпить нет ничего?
— А вы разве не за рулем?
— На этот раз нет.
Вадим пошел в комнату, открыл шкаф, взял бутылку. Он старался не смотреть на Марину, слишком знаком ему подобный разговор.
— Ты скоро? — спросила она.
— Не знаю.
— Твой друг хочет есть?
— Мы попьем кофе.
Вадим вышел, плотно прикрыв дверь. Кофе уже был готов, и Калугин разливал его по чашкам. Вадим налил коньяк в бокал Калугину, подумал и плеснул немного себе. Калугин выпил коричневую жидкость залпом, сделал маленький глоток кофе.
— Вроде я пришел в себя. Теперь о деле. Каин — это Долгушин.
— Не понял.
— Каин — Долгушин.
