— На тебя не подумают, — смеялся он, — ты писатель, лауреат.
У Долгушина появилась кооперативная квартира, «Волга». Он приобрел массу новых привычек. Стал весьма светским и лощеным.
— Ты проходишь в нашем мире под таинственной кличкой Каин. Тебя боятся, — смеялся Хомутов.
Его взяли внезапно. Он молчал на следствии и суде. Но улики были настолько неопровержимы, что Сергей все же получил высшую меру. У Долгушина остались ценности и деньги, а главное — связи. Он начал «работать» самостоятельно, построив свою империю. Теперь она разваливалась. Но главное — Юрию Петровичу это оказалось как нельзя кстати.
В Союзе художников он сдал свой паспорт и получил заграничный. Бухгалтер, выдавая валюту, сказал с усмешкой:
— На такие деньги не загуляешь, но пива попить можно.
Долгушин сел в машину, вынул паспорт и понюхал его.
Нет, он пах не коленкоровым клеем и типографией — это был запах его сбывшихся надежд. Он звонил Наташе несколько раз. Ее подруга Юля, красиво-распутная брюнетка, обожавшая Юрия Петровича, сказала:
— Юрочка! Нату занарядили с американцами в Кижи. Приедет послезавтра. Если хочешь, я опять ее тебе заменю.
— А что, это мысль, — засмеялся Долгушин, — приезжай ко мне часов в семь.
— Буду. — Юля повесила трубку.
Но все же Долгушин заехал домой к Наташе. У него был ключ, и он спокойно вошел в квартиру. Этот дурак, Наташин муж, узнав, что она ушла от него, выписался из Москвы и переехал постоянно жить на Север. В квартире стояла зыбкая тишина, пахло табаком и духами. В спальне створки шкафа были распахнуты, на постели вывалены платья и кофты. Все точно, Наталья собиралась стремительно. Ничего, жаль, конечно, что он теперь долго не увидит ее. Но она все равно приедет к нему. Юрий Петрович сел в машину и поехал домой. Скоро должна была приехать Юля.
Оперативное совещание проводил Кафтанов. Прямо у его стола сидел полковник Чанов из МВД СССР.
— Товарищи, — сказал генерал, — Долгушин получил иностранный паспорт. Завтра в 20:30 он улетает в Париж. Завтра же утром из Амстердама прилетает Корнье. Долгушин передаст ему медальоны, видимо, получит чек и поедет в аэропорт. Во сколько совершится передача, мы не знаем, где — тоже. Поэтому приказываю усилить наблюдение за Долгушиным и, конечно, не спускать глаз с Корнье. Руководит операцией по-прежнему подполковник Орлов. Ваша группа усилена и оснащена первоклассной оперативной техникой. Жду результата. Теперь несколько слов скажет полковник Чанов.
— Товарищи. — Полковник Чанов достал из кейса бумаги. — Мы, — продолжал он, — навели справки об этом Корнье. Что я хочу сказать? Фирма, которую якобы представляет Корнье, — ширма для группы дельцов, занимающихся незаконной скупкой, хищением антиквариата и произведений искусства. Поэтому мы хотели бы после реализации дела привлечь к нему внимание прессы. Мы должны быть гостеприимны, но вместе с тем и строги. У меня все.
— Орлов, — сказал Кафтанов, — как вел себя Долгушин?
— 8:00, — начал докладывать Вадим, — пробежка, 10:00–11:00 — получал паспорт и валюту. 11:20 — звонил по телефону, говорил с подругой Кольцовой Юлией Петровной Зверевой. До 13:30 ездил по магазинам. В 13:30 — обедал в «Национале». 15:21 — приехал в издательство, 17:11 — приехал на квартиру Кольцовой, 19:00 — вернулся домой. 19:17 — к нему поднялась женщина, сослуживица Кольцовой — Юлия Петровна Зверева. Пока все.
Вадим сел.
— Ну что же, внешне наш подопечный ведет себя вполне спокойно. Что докладывает наружное наблюдение? — спросил Кафтанов.
— Объект не выражал никаких признаков беспокойства, перемещался уверенно, не перепроверяясь.
— Все, кроме Орлова, свободны.
Бар был почти пустой, только в угловом кабинете веселились трое негров. Шеф сам приехал провожать Корнье в аэропорт. Это он делал редко, только перед особо ответственными операциями.
— Я очень люблю пустые кабаки, — шеф был настроен элегически, — знаете, Альберт, есть какая-то неуловимая прелесть в этой общественной пустоте.
— А я наоборот. Мне нравятся шум, люди, музыка.
— Это пройдет с возрастом. Я раньше тоже любил шум, но теперь, в старости…
— Побойтесь Бога, — перебил Корнье шефа, — вам ведь только пятьдесят.
Корнье посмотрел на могучие плечи и крепкие загорелые руки шефа. Он-то знал, сколько часов в день этот человек тратит на теннис и гимнастику.
— Опять ваш молодой максимализм. Для вас мне только пятьдесят, а для меня — уже пятьдесят. Вам, Альберт, тридцать восемь?
— Да.
— Время надежд. — Шеф пригубил бокал сока. Он никогда не пил спиртного и не курил. И что самое ужасное, запрещал другим курить в своем присутствии.
— Что вы вздыхаете, Альберт, наверное, думаете: зачем этот старый дурак увязался меня провожать, теперь даже не выкуришь трубки? Ладно, ладно. Курите, я разрешаю.
Корнье набил трубку, сделал первую, самую сладкую, затяжку. Он мучительно думал, что нужно от него Анквисту, человеку не склонному ни к сантиментам, ни к проявлению демократизма.
— Вас, конечно, удивило, Альберт, что я поехал провожать вас?
— Честно, шеф?
— Безусловно.
— Очень удивило.
— Мне надо с вами поговорить, а знаете, в конторе это не всегда надежно.
— Я слушаю вас.
— Наша профессия, Альберт, вечна. Меняются политические течения и системы, начинаются и заканчиваются войны, а наше дело остается. Все пушечные короли и президенты, генералы и гангстеры являются нашими клиентами. Со временем сталь заменят какой-нибудь необыкновенной пластмассой, а вместо бензина придумают смесь из разных сортов минеральных вод. Да, представьте себе, это будет. Но Гоген, Рубенс, Рублев — останутся. Это ценности вечные. Их не касается мода. Вспомните, как неплохо мы заработали на абстракционистах. Но это было вчера.
— Вы хотите сказать, что этот… как его… Ли-ма-рев, мода?
— Нет. Он ценность непреходящая. И мы не выбросим его на аукцион, не в этом и даже не в следующем году. Мы организуем его выставку, а этот русский, господин Юрий, будет рассказывать о нем нашим дуракам с деньгами. Через три года, когда цена станет рекордно большой, мы его реализуем. Понимаете, как важна для фирмы ваша поездка?
Корнье кивнул.
— Теперь второе, в Москву ездил Поль, он встречался с вашей невестой.
— Как, без меня?
— Да, не удивляйтесь, что я пошел на это, мне не безразлично знать, кто будет служить в моей фирме. Это хорошо, что вы женитесь именно на русской. Во-первых, подобный шаг подчеркивает нашу расположенность к стране, во-вторых, у нас будет человек, который сможет постоянно ездить в Россию. Вам и вашей невесте я отдам эту страну на откуп. Теперь еще об одном. Бизнес бизнесом, а дело делом. Мы должны перехватить у англичан заказ на поставку станков. Как к вам относится господин Баринов?
