Моя «сильно разволновавшаяся» Эми страдала от фибулярной гемимелии, дефекта костей ноги. В ноге человека две кости: большая берцовая и малая берцовая, более узкая и расположенная сбоку. Малая берцовая кость, внешне хрупкая и неприспособленная для нагрузок, служит боковой опорой стопы, стабилизируя ее и позволяя плоско лежать при ходьбе. Гемимелия – врожденное отсутствие одной из костей в пострадавшей конечности; в случае Эми – малой берцовой. Без нее боковая поддержка стопы не осуществляется, и нога заворачивается внутрь, подошва обращается в сторону, а опора идет на щиколотку. У Эми была так называемая продольная гипоплазия нижней конечности. Проще говоря, по неизвестным причинам ее малая берцовая кость до конца не развилась. Костылей в боксе у Эми я не увидел, так что не знал, каким образом она к нам добралась.
Несправедливость жизни проявляется по-разному и в разных сферах. Двадцать тысяч дефектов одного гена – не считая сочетанных – вызывают огромный спектр заболеваний, к которым добавляются еще и врожденные пороки, не обязательно генетически обусловленные. Дефект Эми был обезображивающим, но здоровью не угрожал. Да, он оказывал влияние на жизнь девочки, но не сокращал ее срок. Она бы не стала балериной, но могла писать музыку для балета. Не могла бегать марафоны, но могла выучиться на спортивного врача. Интеллект Эми никак не пострадал. Однако требовалась серия хирургических операций, чтобы спасти деформированную конечность, иначе ее пришлось бы ампутировать.
До нашей встречи Эми уже прошла через несколько операций и представляла себе их последствия. Я не знал, был ли у нее прежде негативный опыт. Она понимала, что ее снова будут оперировать, что ей будет больно и тяжело, и она опять на долгое время окажется прикована к постели. Эми была полна мрачных предчувствий – и в целом совершенно права. Все начиналось по новой. «Ой, мамочки, ну вот опять!» – единственное, что она отвечала на мои вопросы визгливым плачущим голосом. И повторяла раз за разом, когда я молчал.
Тем не менее Эми удивила меня неожиданной сговорчивостью. Она и правда «сильно разволновалась», но без сопротивления позволила себя осмотреть.
– Простите! Мне так жаль! – сокрушалась ее мать.
Я поднял брови, посмотрел на Эми, потом на мать и широко улыбнулся.
– Все в порядке.
Конечно, винить в происходящем Эми было нельзя, но и ее матери не стоило брать на себя всю ответственность за врожденный дефект ребенка и его недавнее поведение.
Мы с Эми и ее мамой обсудили возможность применения седативных препаратов перед операцией, чтобы девочке было спокойнее. Я объяснил, что единственный способ обеспечить необходимый эффект – ввести препарат внутримышечно.
– Укол!
Эми тут же сообразила, что лучше уж сразу оказаться в операционной, чем терпеть еще и укол.
– Ни за что. Только не укол.
Я не сомневался, что, стоит подойти к ней со шприцем, как передо мной замелькает ее спина, поскольку Эми бросится бежать так быстро, как только возможно в ее положении.
– Ладно. Никаких уколов. Можно еще выпить сироп. Совсем немного, чтобы ты помнила начало анестезии. Но у него есть кое-какие побочные эффекты, ты должна об этом знать.
– А какие? – уточнила мать.
– Во-первых, после наркоза она может сильно волноваться.
– То есть еще сильнее?
Мне показалось, или в тоне матери промелькнуло изумление?
– Во-вторых, велика вероятность тошноты и рвоты после операции.
– То есть я буду блевать? – полюбопытствовала Эми.
Ее мать тут же сообщила, что раньше Эми после наркоза не тошнило. Вместе они решили отказаться от премедикации.
Но если мать девочки еще можно было убедить в том, что все пройдет нормально, на Эми мои уговоры не действовали.
– Ой, мамочки, ну вот опять… Ой, мамочки…
– Ладно. Пора ехать, – сказал я.
Спинку каталки я поднял, чтобы девочка полусидела и могла смотреть по сторонам, а не только на потолок. Внезапно Эми повернулась к матери и вцепилась в ее руку.
– Мама, пожалуйста! Мамочка!
– Эми, чем скорей операция начнется, тем скорее закончится. Все будет хорошо!
Мать Эми высвободила руку, я вывез каталку из бокса и двинулся к операционной. Эми, судя по всему, покорилась судьбе. Она не пыталась оттянуть процедуру или соскочить с каталки и удрать. Насупившись, она откинулась на спинку и скрестила руки на груди.
Но каждые пару метров по пути к операционной она приподнималась и стонала:
– Ой, мамочки, ну вот опять! Ой, мамочки, ну вот опять!
К несчастью – больше для Эми, чем для меня, – нужная операционная находилась дальше всего от бокса, что удлиняло время до наркоза. Эми причитала во весь голос, повторяя свой неизменный припев. Добравшись до операционной, я с молниеносной скоростью начал анестезию. К моему удивлению, маску Эми восприняла спокойно. Только простонала еще пару раз.
Целью хирурга в данном случае было удлинение кости, при котором одной операцией не обойтись. Эми предстояло еще не раз оказаться в операционной.
После того как она проснулась, я зашел поговорить с ее матерью. Не то чтобы я не справился со своей работой, но и повода гордиться не видел. Мне казалось, что я недостаточно помог Эми в преодолении тревоги. Так что вы представляете, как я поразился, когда мать спросила меня, соглашусь ли я снова заняться Эми на следующей операции.
Помню, в голове у меня промелькнула тогда мысль: если этот раз, по мнению матери, был таким успешным, как же Эми переносила операции раньше?
– Придется постараться, чтобы в следующий раз ей было полегче, – сказал я.
– Спасибо. Спасибо. Спасибо.
Тревожность Эми не давала мне покоя. Я хотел, чтобы девочка не волновалась, спокойно рассталась с матерью, без стенаний доехала до операционной и – хотя это, наверное, было бы слишком, – хоть разок улыбнулась. Я сам переживаю, волнуюсь и даже страдаю, когда пациент в этот момент заметно напряжен. Обязательно надо найти средство облегчить Эми следующую операцию!
Несколько месяцев спустя мать Эми позвонила мне. Девочка вполне оправилась, осложнений не было, сильных болей тоже. На этот раз Эми с родителями согласились, чтобы я выписал лекарство, которое она примет перед приездом в госпиталь. Перед тем, как въехать на машине в наш подземный гараж, мать дала Эми таблетку валиума; время я рассчитал так, чтобы лекарство подействовало в нужный момент, перед поездкой в операционную. На этот раз побегов из бокса не было. Однако Эми снова заливалась:
– Ой, мамочки, ну вот опять! Ой, мамочки, ну вот опять!
– Эми, как дела в школе?
– Нормально. Ой, мамочки, ну вот опять!
– Как провела каникулы?
– Хорошо. Ой, мамочки, ну вот опять!
