Мне как-то пришлось делать запрос на исследование по анестезиологии с опытами над животными, и я внимательно проследил, чтобы все стандарты соблюдались, и обезболивание было надежным. Ветеринарные анестезиологи недостаточно компетентны в человеческой анестезиологии, я же недостаточно компетентен в ветеринарной. Я составил протокол исследования и отослал его на рассмотрение: исследование касалось влияния кардио-пульмонарного шунта на функцию легких. Мой протокол отвергли за несоответствие стандартам ветеринарной анестезии, установленным ветеринарами и исследовательским советом факультета, хотя предлагаемое обезболивание превосходило требования к наркозу у человека, установленные анестезиологами.
Тем утром вторника, когда я шел к исследовательскому центру, и мой мозг поспешно перебирал возможные варианты развития событий, я с радостью думал, что мои знания могут пригодиться в каком-нибудь исследовании.
Мы вошли в ветеринарную процедурную, и я застыл, как вкопанный. Мои знания понадобились вовсе не для исследования. В центре помещения, на стандартном человеческом операционном столе неподвижно лежала горилла. Звали ее Табибу. Даже совсем больная, она была удивительно красива. На взрослом столе она казалась совсем крошкой, как двухлетний ребенок – рост ее не превышал метра, а вес был около тринадцати килограммов. Кожу глубокого черного цвета покрывала черно-коричневая шерсть. Я сделал шаг к столу, и двое смотрителей тут же отошли от нее, вероятно, приняв мой серый операционный халат за признак высшей власти. Открытые глаза Табибу цвета поджаренных кофейных зерен казались тусклыми и не отражали мой силуэт.
Она меня совершенно покорила. Прежде чем взглянуть на нее отстраненным взглядом врача, мне пришлось подавить взрыв чувств – желание стиснуть ее, как милашку-щенка, в своих объятиях. Мой коллега-хирург и смотритель, оказавшийся ветеринаром из зоопарка, рассказали мне о болезни Табибу.
Три дня назад нашему анестезиологу, дежурившему в отделении «скорой помощи», Энди Роту, позвонил хирург из педиатрии, которому, в свою очередь, позвонили из зоопарка. За неделю до этого у Табибу появились симптомы острого живота – у человека они очень тяжелые, и проявляются в сильнейшей боли в животе, возникающей за короткий промежуток времени. Пациент весь сгибается, не в силах стоять прямо. Обычно он лежит, избегая любых движений, потому что при движении органы в брюшной полости смещаются и боль усиливается.
Смотрители заметили, что Табибу не ест, все время лежит и избегает любых контактов с сородичами. Сильно озабоченные, они вызывали к ней штатного ветеринара. В отличие от человеческих врачей-специалистов ветеринар в зоопарке – доктор широкого профиля и лечит сотни разных зверей: от змей до птиц, от землеройки до носорога. Познания его широки, но не всегда они достаточно глубокие.
Ветеринар понял, что Табибу серьезно больна, и ее болезнь выходит за рамки его компетенции. Он обратился к нашему детскому хирургу, поскольку молодые человекообразные обезьяны анатомически и физиологически очень близки к маленьким детям, а генетический профиль гориллы всего лишь на долю процента отличается от человеческого. Хирург предложил перевезти Табибу в наш исследовательский центр для оценки ее состояния. Наши врачи подтвердили диагноз острого живота. Табибу предстояло прооперировать. У нее в животе могла развиться инфекция, обструкция кишечника или ишемия (отсутствие кровообращения) в одном из органов.
Энди Рот успешно дал Табибу наркоз, и операция показала, что у нее инфицирована стенка прямой кишки. Зараженный участок удалили, и Табибу благополучно очнулась от анестезии.
Человека, перенесшего операцию на животе, выписывают из больницы не раньше, чем он сможет есть и пить, а также испражняться. Однако ветеринар, беспокоившийся о безопасности как Табибу, так и тех, кто за ней ухаживал, настоял на том, чтобы горилла немедленно вернулась в зоопарк. Вот только он не принял во внимание последствия операции для пациента. Табибу больше не страдала от боли, которую могли контролировать – и контролировали – ее смотрители, но после вмешательства у нее развился илеус: кишечник перестал работать. Мышцы в его стенках больше не сжимались, проталкивая содержимое вперед. Не усваивались жидкости и питательные вещества.
Перерыв в их поступлении вызывает цепную реакцию, и если не начать вводить жидкость внутривенно, начинается обезвоживание. Сердечный ритм учащается в попытке поддерживать необходимый уровень кровообращения, но объем крови становится меньше, а когда он переходит черту компенсаторной способности сердца, давление начинает падать. Доктора называют это шоком; он может привести к фатальному исходу, если вовремя его не остановить.
Давая Табибу наркоз, я все время держал ее за руку и гладил по голове. Ручка была тоньше, чем у ребенка. Шерсть на ощупь казалась жесткой, как проволока, а кожа очень толстой. Единственное движение, которое она могла сделать – завернуть наружу верхнюю губу. Губа изнутри была сухой – еще один признак обезвоживания. Она не отстранялась и не сопротивлялась моим действиям, что лишний раз доказывало, насколько сильно обезьяна больна. Дыхание ее терапевт описал бы как «агональное»: короткое и поверхностное, с редкими вдохами и долгими паузами.
Сердце ее билось учащенно, но ЭКГ выглядела нормально, то есть сохранялся регулярный ритм. Я счел это хорошим знаком. Тем не менее было ясно – по ее пульсу и дыханию, – что Табибу в шоке и вот-вот наступит остановка сердца.
Доза анестезирующего газа измеряется в процентах от общего объема вдыхаемых газов (в смеси с воздухом и кислородом). Минимальная альвеолярная концентрация – это его содержание, при котором пятьдесят процентов пациентов перестают реагировать на болевые стимулы. Будь то мышь, ястреб, ящерица, слон или человек, вне зависимости от вида и размеров, процент вдыхаемого газа, необходимый для достижения химической комы, будет практически одинаковым. Показатели различаются, скорее, в зависимости от возраста пациента, а не от принадлежности к определенному виду: после достижения зрелости, чем старше вы становитесь, тем меньше газа вам надо.
Однако это не касается анестезии, вводимой с помощью шприца. Здесь биологический вид влияет на дозу вводимого внутривенно или внутримышечно средства, необходимую для полноценного наркоза. Если быть более точным, необходимая доза лекарства повышается в зависимости от количества потребляемого кислорода. Мелкие животные потребляют кислород в объемах, которые, относительно их веса, значительно превышают объемы потребления у крупных, поэтому для анестезии у них требуются большие дозы медикаментов. Доза, рассчитанная на килограмм веса для человека, может убить слона, а мышь, получив ее, только посмотрит удивленно, недоумевая, что это с ней произошло.
Наркоз Табибу мало чем отличался от наркоза, который я дал бы полуторагодовалому ребенку. Я подготовил рабочее место в изголовье операционного стола. Убедился, что смогу при необходимости обеспечить ей дыхание и поступление кислорода. Проверил свои инструменты – ларингоскоп и эндотрахеальные трубки нужного размера, – запасся необходимыми лекарствами, включая эпинефрин, если понадобится подстегнуть сердце.
