Вместо этого я обращаюсь к простым формулировкам, помогающим сосредоточиться. Например, к цитате из комедии «На лоне природы» по сценарию Джона Хьюза: «Ну, богиня победы, помолись за нас!». «За дело» тоже срабатывает. Призывать надежду могут те, кто остался в комнате ожидания. Я же вспоминаю «Танцующие пальцы», «Будь начеку», «Владей ситуацией», «Держи все под контролем», «Нужна целостная картина», «Ничего не упускай». Сразу ли я попаду иглой в вену? Как близко к идеальным я смогу удержать показатели пульса и давления пациента? Я не призываю удачу. Я опираюсь на мастерство.
В операционную я вхожу как в святыню. Ее невозможно спутать ни с каким другим помещением, ее назначение очевидно. В центре, словно алтарь, возвышается операционный стол. Толстые промышленные крепления, спускающиеся с потолка, фиксируют коленчатые подвижные штативы хирургических ламп. Они могут сгибаться в разных направлениях, чтобы освещать нужную точку операционного стола. Изголовье стола обычно смещено к стене. За ним свисают с перекладины трубки, по которым поступают нелетучие газы (чистый кислород, воздух и закись азота), используемые при анестезии, а в стене располагаются электрические розетки.
Мой командный центр образует подобие арки чуть меньше двух метров в диаметре в головах операционного стола; я словно пилот в кабине самолета. Большую часть своего рабочего времени я провожу в этом кругу. Моя цель – контролировать все аспекты жизнедеятельности пациента, не двигаясь больше чем на три шага от центра. Здесь есть все, чтобы обеспечить больному безопасность, спокойствие и комфорт.
Представьте циферблат часов. Я нахожусь в самом центре, там, откуда расходятся стрелки. Голова пациента лежит на отметке 12 часов. Дальше по окружности, на 2 часах, спускаются из анестезиологического аппарата две непрозрачные гофрированные трубки диаметром 2,5 см. Если их растянуть, длина трубок достигает примерно двух метров. По одной из анестезиологического аппарата подается кислород, смешанный с анестетическими газами, по второй отводится газ, выдыхаемый пациентом. Параллельно с трубками от аппарата к операционному столу идут провода от мониторов, отслеживающих показатели пациента.
Анестезиологический аппарат – это сердце, средоточие моего центра управления. Его высота – полтора метра, ширина – метр. Он металлический и весит больше ста килограммов, поэтому его промышленные шестидюймовые колеса обязательно закрепляются на прочном железном основании. В самом низу ящики с дополнительными проводами и инструкциями к аппарату; по центру – переключатели и кнопки, с помощью которых я задаю состав газа и ритм дыхания пациента. Там же находится экран, куда выводятся данные о составляющих газа, частоте и объеме вдохов, которые я программирую.
Вверху аппарата, на полке, лежат свернутые кабели, ведущие дальше к столу. На экране светятся всевозможные показатели – шрифт может быть от 16 до 72 и разных цветов (красный, желтый и зеленый). Работающий анестезиологический аппарат – гигант, внушающий трепет.
Напротив него, слева, над проводящими газ трубками, поднимается кронштейн, заканчивающийся мягким растяжимым пластиковым мешком. Мешок наполняется газовой смесью, а затем, сжимаясь, проталкивает газ по трубкам, ведущим от анестезиологического аппарата к операционному столу. С его помощью пациент дышит во время операции.
На аппарате имеется полка, дающая небольшое рабочее пространство, где лежит все, что должно быть постоянно под рукой. Слева я раскладываю инструменты, позволяющие проникнуть в дыхательные пути пациента, – они должны быть проходимы, и пациент не должен храпеть. Здесь у меня ротовые пластиковые воздуховоды в форме запятых разных размеров, эндотрахеальные трубки (слегка изогнутые, прозрачные пластиковые соломинки с манжеткой на конце) и ларингоскоп (он освещает проход через гортань к голосовым связкам). Лекарства, которые я использую, – препараты для внутривенной анестезии, наркотические вещества для обезболивания, миорелаксанты для временного обездвиживания и антибиотики, – лежат на полке слева. Каждый шприц помечен этикеткой определенного цвета, указывающей на его предназначение, и каждый лежит иглой по направлению к аппарату.
На дальнем правом краю полки я держу два средства на крайний случай: они редко бывают нужны, но должны всегда быть наготове. Их наличие – своего рода колдовство, отгоняющее злые силы. Направление, в котором лежит шприц, сразу же указывает мне, какое в нем лекарство. В одном – быстродействующее обездвиживающее вещество, сукцинилхолин, во втором – атропин, стимулирующий сердечную деятельность. Замедление пульса – очень плохой знак. Сначала пульс падает, потом пропадает, а за этим следует полная остановка сердца.
На шестичасовой отметке моего воображаемого циферблата стоит тумба, ничем не отличающаяся от рабочей тумбы автослесаря (разве что моя многократно дороже, поскольку поставляется производителем медицинского оборудования). Сверху на ней лежат инструменты, которые бывают нужны не так часто, и остается немного рабочего пространства, чтобы, к примеру, наполнять лекарством шприцы. Ниже, в шести ящиках разной высоты, хранится все, что хотя бы теоретически может мне понадобиться: от шприцов и подкожных игл до редких лекарств и дополнительных воздуховодов – в точности как в автомастерской. В нижнем ящике хранятся катетеры для отсасывания (в анестезиологической практике положить их забывают чаще всего), с помощью которых я удаляю жидкости изо рта, а также основа основ, самонадувающийся мешок Амбу. Первый самонадувающийся аппарат для искусственного дыхания, мешок Амбу представляет собой пластиковую емкость, которая, если ее сжать, проталкивает воздух в легкие пациента. Стоит отпустить мешок, и он надуется снова, возвращаясь к исходной форме. К мешку прибегают в крайних случаях, когда отказала подача газа или отключилось электричество.
Мешком Амбу этот аппарат назвал в 1957 г. датский анестезиолог, но происхождение названия никак не объяснил. Мешок приобрел такую популярность и использовался столь успешно, что компания-производитель была переименована в Амбу. «Амбу» пытались расшифровывать как аббревиатуру, предлагая разные варианты толкований, но все они были английскими, а компания – датской. Не так давно мне выпала возможность побеседовать с представителями Амбу. На собрании я отвел их в сторону и спросил, что же означает «Амбу»? «Это сокращение от „Амбуланс” – скорая помощь», – услышал я в ответ.
Как-то раз я показывал новому анестезиологу свой процесс подготовки к операции, шаг за шагом. «Обязательно проверяй все ящики тумбы, перед каждой операцией, не пропуская ни одного». На следующий день новенькому предстояло работать с хирургом, который славился своей дотошностью – мы называли его «Знайка», – одним из лучших в больнице. Я хорошо представлял себе, и как он учит, и какие вопросы задает. Собственно, не так давно он был моим наставником. Я предупредил новенького, что Знайка сымитирует отключение аппарата ИВЛ. «Что происходит, когда раздается сигнал, что пациент не получает воздуха?» – должен был он спросить; и я решил сразу показать, что надо делать: услышав вопрос, тут же вытащить из нижнего ящика мешок Амбу. Для иллюстрации я сам потянулся к ящику, открыл его и… черт! – мешка там не оказалось. Получается, испытания я не прошел.
