– Да, вот именно так оно и ощущалось, – уныло подтвердил Доктор.
Он сделал неимоверное усилие, чтобы сесть, но в итоге все-таки решил просто посмотреть на потолок. Это было так же мучительно, как и все остальное в мире. Девушка… Мула попыталась было ему помочь, но выглядела она точно так же ушибленной общей картиной бытия. Бедняжка, подумал Доктор… просто иди сюда и ляг рядом на пол – вместе мы подождем, пока потолок просто не возьмет и не упадет на нас плашмя…
– А что такое психошкала Ванталлы? – бессмысленно вопросил бессмысленный мальчишка.
– Шкала измерения психокинетической энергии. – Доктор вяло махнул на него рукой, надеясь, что он сейчас вспорхнет и улетит.
– Психо-чего?
О, боги. Неужели нельзя было приземлиться на планету со средним уровнем интеллекта на отметке «в целом удовлетворительно»? Я что, так много прошу?
– Это способность двигать физические предметы одной только силой разума, – пробормотал Доктор. – О ней известно не так уж много, но 5347,2 по шкале Ванталлы – это сила, способная передвинуть одну чайную чашку на расстояние в 5347,2 мили. Ну, или 5347,2 чайных чашки на расстояние в одну милю. Ну, или целый галлифрейский церемониальный обеденный сервиз на 25,462875 мили…
К-9 недовольно зажужжал. Последнюю цифру он мог оспорить. В галлифрейском чайном сервизе, начать с того, было 210 чашек, к тому же Доктор забыл положить ложки. Хозяин зажал ему пасть рукой и изо всех сил сосредоточился на потолке. Он и правда на удивление скверно себя чувствовал и нуждался в правильном триггере, чтобы снова запустить систему на привычные обороты. Однако на сей раз даже хорошо намазанные маслом солдаты и отваренные ровно три минуты яйца по какой-то необъяснимой причине не сработали.
– Праликс исчез! – неожиданно завопил старик. – Плакальщики забрали его! О, мой бедный внук!
А вот это сработало просто отлично! Доктор одним прыжком вскочил на ноги и хлопнул Балатона по плечу.
– Не волнуйся, старичок. Мы его найдем.
– Если он жив, – весьма некстати встрял Кимус, исторгнув у Балатона новый шквал стонов.
– Разумеется, он жив, – сверкнул улыбкой Доктор (хотя и слегка устало). – Есть идеи на тему, где зависают эти ребята?
Наверное, с оптимизмом он все-таки немного пересолил… а, ладно. Всеобщее внимание теперь было прочно приковано к нему, а Доктору только того и надо.
– Ну… нет, – признался Кимус. – Они как призраки. Просто приходят в город, а потом уходят. Все слишком напуганы, чтобы за ними следить.
– Все? Какие-такие все?
– Трусливое население этого города, – недобро оскалился Кимус.
– Хочешь сказать, ты-то не слишком испуган?
– Я – нет! Точно нет! – Кимус поспешно принял вызывающую позу.
– Понятно, – кивнул Доктор. – То есть ты так ни разу и не решился?
Кимус живо перестал глядеть миру прямо в глаза.
– Я решился! Я пойду за ними… вот прямо сегодня! Возьму и пойду.
Мула вскочила на ноги с выражением абсолютного обожания на лице.
– Я тоже пойду! – закричала она, очень мило подрезав на взлете Кимуса, который как раз собирался сказать, что, кажется, все таки не может, потому что обещал присматривать за Мулой. Зато Балатону уже хватило.
– Нет, Мула! Нет! Мы что, недостаточно потеряли сегодня? Праликс пропал, погиб, ничто уже не вернет его назад от Плакальщиков, да будут прокляты их мертвые души!
Он бессильно осел на кушетку и в первый раз жизни пожалел, что все подушки на ней бронзовые.
– Ты не понимаешь, Мула… Праликс мертв! Не удивлюсь, если его съели!
– Ничего он не мертв! – вмешался Доктор. – Они слишком хотели его заполучить, чтобы вот так взять и убить. Он им нужен. Я почувствовал это в психо-залпе – очень острая такая потребность… целеустремленность, желание отыскать смысл этой невыносимо тщетной жизни…
Последнего предложения Мула явно не услышала.
– Если Праликс жив, мы его найдем! Кимус и я!
Кимус посмотрел на нее не менее дико, чем дедушка Балатон.
– Нет! – снова завыл старик. – Не ходи за ним, Мула. Ты только сама погибнешь!
– Я должна пойти, дедушка!
Картина мира представлялась теперь Муле вполне определенной. Праликс, поняла она, был вовсе не вредный, эгоистичный лодырь… – ну, вернее, не только вредный, эгоистичный лодырь. В кои-то веки и ее тоже слушали, она тоже строила планы – и эту возможность она упускать не собиралась. К тому же было бы не слишком мудро дать Кимусу с головой ухнуть в одну из его великих идей. Нет, он был ей слишком небезразличен, и отпускать его на подвиги одного она не желала.
Балатон, разумеется, погрузился в эпический траур.
– Останься, Мула!!! Неужели недостаточно мне потерять сына, а потом еще и внука? Всего и осталось у меня, горемычного, что внучка! Неужто и этого суждено мне лишиться?
Разумеется, это лишь укрепило решимость Мулы.
– Только послушайте старика! – расхохотался Кимус, жестом приглашая воображаемую толпу последовать своему примеру. – Он боится, что некому будет холить его и лелеять, когда он совсем одряхлеет.
– Ох, Кимус! – вздохнула Мула. Умеет он все-таки быть язвой.
– Уважение, Кимус! Имей хоть какое-то уважение, – взмолился Балатон. – Ты понятия не имеешь, как это было. В давние времена…
Доктор молча поклялся себе никогда не отправляться ни с одним из них на долгую прогулку по сельской местности. И это еще до того, как Кимус разразился своей следующей речью.
– Уважение? Это к чему же? К целой жизни, проведенной исключительно на путях меньшего сопротивления? Да я к полпинте воды имею больше уважения, чем к тебе! Она хотя бы пресмыкаться не будет! Иди к черту со своим уважением и со своей старостью тоже!
Бог ты мой, подумал Доктор. Если вздумаете пригласить Кимуса на ужин, имейте в виду, вместо бутылки он принесет с собой пачку пропагандистских брошюрок и крайне утомительный список того, чего он ест и не ест.
– Хозяин, – напомнил о себе К-9.
Пес же вроде чего-то там хотел…
Доктор решил, пока не поздно, взять управление на себя. В данный момент комнатой, а там, возможно, и целым миром.
– Так, слушайте сюда, – начал он.
Он специально учился правильно говорить это первое «Так…».
– Вы собираетесь целый день стоять тут и орать друг на друга, или все-таки займемся поисками Праликса?
– Простите, – смутился Кимус. – Доктор, я с вами.
– А я нет, – Балатон решительно встал. – Я не желаю принимать никакого участия в этом безумии. И слышать ничего не хочу.
Он окинул собрание взглядом, в котором умудрился намешать в равной пропорции муку и презрение.
