Мертвые планеты летели мимо в головокружительной пляске.
– Это очень эффективная машина, – вздохнул Доктор. – Закрой лучше глаза – если сможешь.
Они еще немного полежали, созерцая горящие небеса и расцветающие там и сям взрывы.
– А вон та – это что? – спросил Кимус.
– Нет, – отрезал Доктор. – Я не называю имен. Я не могу этого вынести.
– Просто блестящее изобретение со стороны Капитана, – оскалился Кимус.
– Я заметил, он не любит эту комнату, – сказал Доктор. – Любопытно.
– Любопытно? – Кимус горько рассмеялся.
Еще одна планета взорвалась.
Нет, он довольно услышал от Доктора. Он верил в глупца, а теперь собирается умереть ни за что ни про что.
Они лежали в яростной тишине, а кругом горели и взрывались планеты.
К-9 неуверенно вскарабкался на дюну под углом ровно в двадцать три градуса и издал несколько резких скрипучих звуков – категорически мимо нот. Он попробовал произвести элементарную сенсорную диагностику, но через тринадцать процентов загрузки процедура выдала ошибку и началась сначала.
Пес-робот и без нее мог сказать, что получил повреждения. Само по себе это было не хорошо, равно как и не плохо. Он обозрел место крушения автолета и пришел к выводу, что находится достаточно далеко, чтобы не пострадать еще больше, когда через семь целых две десятых минуты останки взлетят на воздух.
Не без труда съехав по склону, он стукнулся о борт автолета. Интересно, можно ли что-нибудь сделать, и если да, то в каком порядке? Он просканировал окрестность на предмет хозяина-Доктора или, на худой конец, Кимуса.
Никого из них поблизости не оказалось.
– Хозяин? – в надежде позвал пес.
Ответа не последовало.
К-9 был совершенно один посреди пустыни. Еще одно «нехорошо» к списку.
Балатон сидел у себя в холодном золотом доме и старательно беспокоился.
Дом стоял такой тихий и пустой… Спускалась ночь. Он никогда еще не чувствовал себя таким одиноким. Его все бросили.
Снаружи послышались шаги. Он даже не всхлипнул. Если это гвардейцы пришли за ним, что ж, очень хорошо. Они и так уже всех остальных убили – почему бы ему не оказаться следующим? Он это вполне заслужил. Он никогда не понимал этот мир, который творил с людьми такие ужасные вещи – он просто смирялся с ним. А теперь это перестало работать. Хорошо бы все кончилось побыстрее. Когда они застрелили его сына, вроде бы получилось относительно быстро.
Снова послышались шаги, и серебряная дверь отворилась. Солдаты пришли.
– Праликс… Мула… – прошептал он на прощание.
Внуки тоже никогда его не понимали.
– Праликс! Мула! – завопил он вне себя от радости, бросаясь навстречу стоящим на пороге фигурам.
Он почти не заметил ни странного облика Праликса, ни надменной женщины, вошедшей следом за ними – он просто схватил внуков в объятия и крепко прижал к себе.
– Праликс! Мула! Вы вернулись из мертвых? Вы живы? Как вы здесь оказались? Как спаслись от Плакальщиков? Они пытались вас съесть? Что они с вами сделали? Как вам удалось убежать? Наверняка это особая милость Капитана! Слава Капитану!
Он жадно переводил взгляд с одного на другую, мечтая услышать, что да, так оно все и было. Но как же странно все-таки выглядит Праликс…
– Нет, дедушка, – Праликс покачал головой, будто она была очень тяжелой. – Капитан – плохой, злой человек. Он несет ответственность за все преступления Занака.
Балатону это совсем не понравилось. Не иначе как Кимус успел до него добраться. Одно дело нечленораздельно вопить от горя и совсем другое – нападать на единственного человека, придававшего миру порядок и смысл.
– Плохой? Преступления? Здесь не задают вопросов – забыл? Эти ужасные Плакальщики явно промыли тебе и без того скудные мозги. И эти тряпки! Какой стыд! Как ты смеешь показываться на люди в таком виде? Идем, у нас найдется что-нибудь получше… был какой-то платиновый виссон, сейчас наденешь…
Он уже устремился было к бронзовому платяному шкафу, но Мула поймала его и мягко остановила. Она держала его очень крепко, а он, вместо того чтобы ругаться, так же крепко схватился за нее и почему-то дрожал с головы до ног, нервно поглядывая на гостью – молодую женщину с холодным лицом, в данный момент неуверенно тыкавшую пальцем в твердые металлические подушки на диване.
– Дедушка, ты не понимаешь, – сказала Мула; с этого приходилось начинать почти каждый монолог. – Мы были у Плакальщиков, и они хорошие люди.
Выдав эту шокирующую ересь, она улыбнулась, а Балатон пожалел, что на них не обрушилась крыша.
– Доктор нам все объяснил – все, что не так с нашим миром. Мы должны уничтожить Капитана!
Это уже было слишком. Он бы даже от Кимуса такого не стерпел.
– Что?! Уничтожить Капитана? Какая отвратительная чушь! Я так и знал, что от этого вашего Доктора будут одни неприятности. Послушай меня, своего дедушку, девочка: Плакальщики – гадкие, порочные зомби!
Праликс усмехнулся. Балатон уже очень давно не слыхал от него этого звука.
– Дедушка, – Мула сказала это тем же нежным голосом, каким его жена когда-то пела детям колыбельные. – Праликс – Плакальщик.
Слова ее были как яд.
– Что?.. Как?.. Почему?..
Балатон в ужасе уставился на Праликса. Потрепанные одежды, бледное лицо, странные глаза… Нет, конечно, все не может быть так плохо. Ему просто надо немного супа и прилечь.
Праликс снова засмеялся, и на этот раз Балатон расслышал в его смехе грусть.
– Это правда, дедушка. Плакальщики – просто обычные люди, как я. Преступления Капитана тяжело ранили нас, но эти раны дали нам силу отомстить.
– Капитан никогда не совершал никаких преступлений! – Балатон вызывающе уставился на него.
Можешь наряжаться, как хочешь, можешь даже якшаться со всякими скверными компаниями, но возводить хулу на самого Капитана…
– Да включи уже наконец голову! Что такое преступление как не деяние против Капитана? Как Капитан может сам совершить преступление?
До сих самых пор Романа наблюдала за воссоединением семьи с чисто познавательным интересом. У галлифрейцев семей как таковых не было. В их привычки не входило объединяться в маленькие группы и орать друг на друга. Больше всего на родителя походил ее учитель – маленький, невероятно старый человечек, уже давно пропустивший плановую регенерацию (если вас интересует мнение Романы). Учителя она обожала, хотя и находила интеллектуально ограниченным. Он так жестко держался правил, что ей временами даже хотелось нарушить пару-тройку – просто чтобы посмотреть, как старый миляга будет реагировать.
Контраст с этой командой был просто поразительный. Вот, значит, что такое семья. Несколько любителей побраниться, у которых очень мало общего и которые постоянно надоедают друг другу. Забавно, как они определяют себя по отношению к внешним авторитетным фигурам. Старик с наслаждением подчиняется статус-кво. Дети специально приходят домой, чтобы похвастаться своим непокорством. Видимо, привязанность они демонстрировали, когда приходили к согласию. Доктор вел себя совершенно не так. В этой системе координат он был сущим ребенком, не подчинявшимся никаким авторитетным фигурам. Значило ли это, что в таком случае она выступает в качестве его родительницы? Романа понадеялась, что нет. Бедняга Балатон из-за своей несгибаемости превратился почти в слабоумного. Скорее всего, Романа на него пока не похожа. Тогда возникает следующий вопрос: кто на борту ТАРДИС выступает за взрослого?
