– Слушайте меня! – снова завел шарманку Праликс. – Капитан – маньяк, которого надо уничтожить. Все ваше богатство исходит из других миров, убитых ради вас!
Люди продолжали молча таращиться на него. Насколько толпа способна прожевать какую-то мысль – сейчас она как раз усиленно жевала. А закончив, начала разбегаться.
– Не бегите, не надо! – взмолился Праликс, но горожане решительно проталкивались мимо хнычущих солдат и исчезали в переулках.
– Вы, что, не можете просто постоять и послушать? – взвыл он.
Нет, они не могли.
Мула глядела на него с гордостью. Будь здесь Кимус, он бы наверняка сказал речь получше, но сейчас тут был ее брат – он стоял на площади перед народом и поднимал его на борьбу против Капитана. О, она ужасно им гордилась… даже несмотря на то, что площадь уже успела опустеть.
Праликс беспомощно уронил руки.
Мула поглядела по сторонам и вздохнула.
– Нет, это никуда не годится. Мы не в силах преодолеть их животный страх перед Плакальщиками и заставить слушать.
Романа тоже обвела взглядом площадь, на которой не осталось никого, кроме пытающихся уползти от своего горя солдат.
– На самом деле в силах, – жестко улыбнулась она. – Не стоило бы делать это так, но, видимо, придется. Негоже насильно заставлять людей поступать каким-то определенным образом… но почему бы не заставить их слушать. И Плакальщики в состоянии этого добиться, – тут она победоносно улыбнулась Праликсу. – Не так ли? Для начала просто верните их сюда.
Плакальщики стояли и смотрели на нее, потом Праликс сказал.
– О.
Они потянулись в беспредельное облако печали и выловили из него несколько высоких нот – тех, что тосковали, желали, изнывали от одиночества.
Люди начали возвращаться на площадь. Выглядели они при этом слегка растерянно. Первоначальную толпу буквально внес обратно вал напиравших со всех сторон горожан, запрудивших даже окрестные улицы. Все взгляды были прикованы к Плакальщикам – во всех читалось отчаянное ожидание. Все были словно зачарованы.
– Только не говори Доктору, что это была моя идея, – прошептала Романа на ухо Муле.
Праликс опустился на колени и взял пригоршню алмазной пыли. Он подбросил ее в воздух, где она и повисла, мерцая и медленно складываясь в образ планеты.
– Друзья мои, сегодня я пришел, чтобы сообщить вам печальную правду. Многие из вас даже об этом не подозревали. Некоторые приложили все усилия, чтобы забыть. Она касается того, как Капитану удалось сделать всех нас богатыми…
Тем временем К-9 продолжал экспериментировать со скоростью движения и даже попробовал изменить свою внутреннюю гравитацию в попытках перевернуть корабль. Корабль не переворачивался. Замерев на мгновение на спинке заднего сиденья, пес внезапно заметил то, чего не замечал раньше, и молча поздравил себя, довольный, что свидетелей его тактического просчета кругом все равно не наблюдалось. Никто никогда не узнает.
Автолет с каждой стороны подпирало по полозу. К-9 выдвинул носовой бластер и отстрелил ближайший.
Корабль перевернулся.
К-9 насладился кратким мигом триумфа, непосредственно за которым последовало ощущение некоторого неудобства, когда его выбросило из машины и приземлило кверху тормашками на траву.
Это в его планы не входило. Гусеничный привод беспомощно закрутился в воздухе.
– проблеял К-9.
Доктор стоял в зале трофеев. Он знал, что упускает что-то важное. Кругом плавали планеты, а у него всего лишь слегка кружилась голова.
Поодаль Капитан наблюдал за ним с большим любопытством.
Доктор еще раз напряг мысль.
Пустая витрина рядом с ним засветилась. Внутри появился шарик – сдавленные в точку останки Калуфракса.
Доктор мрачно уставился на новый трофей.
Огни вокруг других экспонатов замерцали и заискрили – это перенастраивались гравитационные поля. Многомерная инженерия в этом пространстве достигла таких высот, что эта операция не произвела никакого особенного возмущения – так, легкая вибрация у Доктора в почках. Он гневно уставился на витрину, словно подзуживая ее взорваться. Это уже даже не инженерия – это подлинное произведение сценического искусства! Медленно, но верно планеты снова начали свой торжественный танец.
Доктор осознал, что Капитан стоит рядом и ждет – видимо, у него еще оставался один, последний шанс.
Доктор горестно покачал головой. Он все еще не понимал.
Капитан вздохнул – на удивление тихий звук – и уже открыл было рот, собираясь заговорить…
В конце галереи произошло явление. Мистер Фибули мчался к ним, отчаянно размахивая папкой.
– Капитан! Капитан, сэр!
Капитан так на него посмотрел, что мистер Фибули задумался, не умрет ли он прямо сейчас.
– У нас новости, Капитан! Из города! Плакальщики, сэр! Они собираются!
Доктор изо всех сил постарался не просиять.
Капитан, как ни удивительно, мигом прекратил хандрить.
– Изумительно, мистер Фибули, изумительно! – взревел он, закидывая голову и хохоча.
Такого Доктор не ожидал. Вся радость сбежала с его лица. Нет, он точно упустил что-то важное. Питающая Плакальщиков жизненная сила наверняка превзойдет все, что Капитан мог припрятать у себя в рукаве. Или нет? Мимо его носа неспешно проплыла планета, и Доктор еще больше укрепился в своих подозрениях. Капитан сам изготовил средство собственного уничтожения. Как поэтично.
Между тем Капитан ринулся прочь. За ним несся мистер Фибули.
О Докторе напрочь забыли. Поневоле он почувствовал себя оскорбленным.
Он бросил еще один, последний взгляд на кружащиеся планеты, потом поднял руки и поманил их всех к себе, чтобы произвести перекрестную проверку. Сложное, многокомпонентное равновесие… система, состоящая из сплетенных воедино невообразимых сил… сплетенных с такой потрясающей деликатностью. Но что случится, если равновесие будет нарушено?
Два гвардейца возникли по обе стороны от него, оторвали от пола и почти нежно понесли прочь.
– А знаете что? – вздохнул Доктор. – Если он такой гений, зачем он временами притворяется таким идиотом?
Он заметил свое отражение в витрине. Отражение недоуменно пожало плечами.
– Я про вашего босса. У меня такое чувство, словно он пытается мне что-то сказать, а я в упор не понимаю. Есть идеи?
Идей у солдат не нашлось – кроме одной. Один из них стукнул Доктора по голове.
Глава двадцатая. Собачьи бои
Праликс говорил, а горожане слушали. Голос его разносился эхом по улицам и площадям. Люди взирали на него, слегка остекленев. Молодежь смотрела с обожанием. Старики трясли головами.
