Автобус подъехал к очередной остановке, на которой ждала другая семья. Будущая студентка и ее родители стояли, уткнувшись в свои телефоны. Девочка была миниатюрной; ее темные волосы спускались ниже плеч.
– Смотри, какие хорошие волосы, – сказала мать Стиви.
Хотя она говорила о другой девочке, ее слова имели к Стиви непосредственное отношение. Весной в порыве самообновления она заперлась в ванной и отрезала волосы. Стиви до сих пор помнит крики матери, когда та увидела ее светлые пряди в раковине. Ее потащили в парикмахерскую, чтобы хоть как-то привести в порядок торчащие вихры. Волосы стали серьезным поводом для ссоры, настолько серьезным, что в виде наказания родители хотели запретить ей ехать в «Эллингэм», но в итоге сдались. Конечно, эта угроза была произнесена в сердцах. Мать Стиви так любила ее волосы, что не могла смириться с их потерей. Хотя сама Стиви считала, что с короткой стрижкой ей лучше.
Так и было. Стрижка пикси ей шла, и ухаживать за ней оказалось проще простого. Проблемы возникли, когда она покрасилась в розовый, потом в голубой, а затем в голубой и розовый. Но сейчас краска смылась, и они вернулись к своему природному цвету – светло-пепельному.
Сумки девочки погрузили в багажное отделение автобуса, и семья села. Все трое были темноволосыми, большеглазыми и в очках, которые придавали им заумный вид. Они были похожи на семейство сов. Ради приличия пробормотав приветственные слова, они уселись позади Беллов. Стиви узнала девочку с первого курса, но не смогла вспомнить ее имя.
Мать легонько ткнула Стиви локтем, но та притворилась, что не заметила этого. Девочка снова достала телефон.
– Стиви.
Стиви глубоко втянула воздух. Нужно было перегнуться через мать и обратиться к девочке, которая сидела на другой стороне. Так неловко. Но деваться некуда.
– Привет! – сказала Стиви.
Девочка подняла глаза.
– Привет…
– Я – Стиви Белл.
Девочка моргала, словно не понимая, о чем идет речь.
– Жермена Батт, – наконец произнесла она.
Предложений продолжить разговор больше не поступало, и Стиви откинулась обратно, удовлетворенно подумав, что это была неплохая попытка, но мать снова ее толкнула.
– Попробуй подружиться, – прошептала она.
Никакие другие два слова, произнесенные вместе, не были столь пугающими, как «попробуй» и «подружиться». От этого категоричного приказа – приступить к созданию социальной связи – по коже Стиви прошел мороз. Ей жутко захотелось, чтобы обещанный камнепад произошел прямо сейчас. Но она знала: если она не начнет разговор, это сделают родители. А в таком случае произойти может все что угодно.
– Ты издалека приехала? – спросила Стиви.
– Нет, – ответила Жермена, отрываясь от телефона.
– Мы из Питсбурга.
– А-а-а…
Стиви отвернулась, взглянула на мать и пожала плечами. Нельзя же заставить человека общаться, если он не хочет. Мать кивнула: типа «ну ладно, ты попыталась». Плюсик за попытку.
Автобус затормозил и свернул с шоссе на каменистую двухполосную дорогу. По сторонам замелькали склады, фермы, указатели лыжных баз, стеклодувных мастерских и рекламные щиты с изображением леденцов из кленового сиропа. А дальше постройки почти исчезли, и вдоль дороги потянулись бесконечные волнистые холмы вперемешку с густыми лесами, и единственным напоминанием о человеке здесь были редкий брошенный старый грузовик да пара пасущихся лошадей.
Все выше и выше в леса.
Внезапно автобус резко свернул с дороги и юркнул в просвет между деревьями; Стиви дернулась и чуть не свалилась со своего места. Они проехали мимо низкого указателя: на темно-красном фоне золотилась надпись «Эллингэмская академия». Указатель был таким неприметным, что казалось, будто въезд на территорию школы хотели намеренно спрятать.
Дорога, по которой они теперь двигались, едва напоминала таковую. Ей подошло бы более снисходительное название: тропа. На самом деле она была словно тонкая дорожка от слезы на лице местности или извилистый шрам на теле леса. Сначала она быстро бежала вниз, прямо к одному из горных ручьев, пересекающих территорию школы. Через ручей было перекинуто сооружение, которое с натяжкой можно было принять за мост, возведенный с помощью деревянных балок, канатов и, похоже, надежды. Ограждения были не выше полуметра, и казалось, он рухнет, если на него упадет что-нибудь тяжелее вилки.
Автобус пронесся по мосту; тот опасно качнулся, и Стиви подпрыгнула на сиденье.
Тропа снова пошла круто вверх, словно над ней тянулась линия горнолыжных подъемников. Никаких препятствий впереди не было. Тропу полностью скрывали тени деревьев; их тонкие ветви цеплялись за окна автобуса, как сотни коготков. Автобус грохотал, стонал и поскрипывал; казалось, будто он с боем прокладывает себе путь по этой самой узкой на свете тропе. Стиви понимала, что бояться нечего, но мысль о том, что их автобус сражается с силами всей вселенной, чтобы вырваться на свободу, так и стучала в ее голове. Это было просто невероятно – вся их поездка, и она ждала, что автобус не выдержит, повернет обратно и будет мчаться свободно и дико, пока не обрушится к чертям в речку и не успокоится в холодном и мокром, но приятном небытии… Глупости, конечно, но кто знает?
Тропа выровнялась, деревья расступились и открыли взору зеленые лужайки. Автобус подъехал к воротам, которые охраняли две статуи на пьедесталах. Крылатые существа с четырьмя лапами и хвостами улыбались и пялились пустыми глазницами.
– Какие странные ангелы, – задумчиво произнесла мать Стиви.
– Это не ангелы, – ответила та. – Это сфинксы. Мифические существа, задающие загадки, прежде чем пропустить кого-нибудь. Ответишь неправильно – тебя сожрут. Как в мифе про Эдипа, где ему загадывал загадку сфинкс. И вот это тоже сфинкс. Не перепутай с колготками «Спанкс».
Мать снова бросила на нее тот самый взгляд: мы обычные люди, из тех, что иногда выбираются в свет, ходят за покупками, устраивают вечеринки, и у нас есть этот странный, пугающий ребенок, мы его любим – но бога ради, кто-нибудь понимает, о чем она говорит?
Иногда родители бесили Стиви. Их идеи по поводу того, что считать интересным, были такими ограниченными. Никогда им не удастся получать от жизни столько удовольствия, сколько получает она.
Жермена уставилась на Стиви. Ее большие глаза за стеклами очков были такими же непроницаемыми, как и у сфинксов.
В этот момент тень сомнений, как черная мантия, накрыла Стиви. Ее не должны были принимать в эту школу. Письмо предназначалось другой Стиви, живущей по другому адресу. Это какой-то розыгрыш, шутка, колоссальная ошибка. Все это просто не могло быть реальностью.
Но даже если и так, было уже поздно: они прибыли в Эллингэмскую академию.
Глава 2
Первым, что Стиви увидела, выбравшись из автобуса, была круглая лужайка с фонтаном посередине, в центре которого на огромной раковине стоял бородатый каменный Нептун и приветственно махал рукой сквозь сверкающие струи. Зелень раскидистых деревьев, словно тяжелая портьера, со всех сторон обрамляла лужайку; сквозь нее кое-где робко выглядывал то кусок кирпичной стены или черепичной крыши, то окно, то дверь. Над кронами по-хозяйски возвышался огромный особняк – Гранд-Хаус, выстроенный в готическом стиле. Большие стрельчатые окна смотрели на лужайку, вход обрамляли высокие каменные арки, а крыша с множеством башенок и шпилей ощетинилась кованым флюгером.
