Этти никогда не теряла дар речи, но в ту минуту она не нашлась что сказать. Сын, продолжая смеяться, убежал. Мать поспешила за ним, но Миша успел первым влететь в лифт и уехать. Этти пришлось минут пять ждать кабины, когда она очутилась в вестибюле, сына и след простыл. Несколько часов Этти не могла связаться с Мишей, поехала к нему домой, открыла дверь своим ключом и увидела на зеркале листок бумаги, приклеенный скотчем. На нем было одно слово: «Маме». Этти развернула послание, прочитала: «Я в спальне», перепугалась…
Свекровь замолчала.
– Дальше, – еле ворочая языком, попросила я.
– Миша покончил с собой, – наконец-то выговорила свекровь, – оставил тебе записку.
Послышался шорох, на подоконнике появился конверт.
– Извини, его милиционеры вскрыли. Тань?
– Слушаю, – только и смогла сказать я.
– Миша всегда отличался излишней нервозностью. Не думай, что ты его убила.
Я сидела молча.
– Он сам повесился, – продолжала Этти, – не позволяй произошедшему исковеркать твою жизнь. Не поступай, как Катя, дочь Светы, моей подруги. Она тоже мужу изменила. Федя отравился, а Катька вслед за ним отправилась, таблеток наглоталась. Не оставляй меня одну. Давай жить дальше.
– Эй, что вы в саду делаете? – забасил грубый голос.
– С невесткой общаюсь, – пояснила Этти.
– Отбой сыграли, уходите, – велел мужик, – нечего под окном прыгать. Завтра, если врач разрешит, в палате свидитесь.
– Нам поговорить надо.
– После восьми вечера посторонним запрещено находиться на территории.
– Я ее свекровь.
– Женщина, уматывайте по-хорошему.
– Прочитай и отдай мне записку, – велела свекровь.
Я кое-как поднялась, держась за стену, подошла к подоконнику, взяла конверт, вынула неровно оторванный листок и прочла: «Татьяна! Жизнь без тебя мне не нужна. Счастья тебе с Леонидом. В моей смерти виновата ты. Прощай. Встретимся в аду. Миша».
В висках застучали молоточки, под черепом зазвенело. В спину будто воткнули острый нож, он не давал возможности вздохнуть, ноги отнялись.
– Таня! – прохрипела Этти. – Я скоро вернусь.
Раздался звук шагов.
Не спрашивайте, как я добралась до койки, я ничего не помню.
Глава 5
С веселым лаем Роки прыгнул мне на грудь и облизал лицо.
– Уйди, безобразник, – попросила я и взглянула на будильник. – Который час? Шесть? С ума сошел.
– И Мозес тоже, – пробормотал с другой стороны кровати муж, – давно скачет.
– Что с собаками? – спросила я.
– Намекают, что пора вставать, – зевнул супруг, – кофе хочу.
Я ощутила аромат арабики, и вдруг все завертелось перед глазами, я очутилась в трубе, пронеслась по ней и услышала:
– Танечка – душечка! Танечка – ягодка! Танечка – кисонька!
– Очень кофе хочется, – произнесла я.
Послышалось бульканье.
– Танюша, глазки распахнем! Водичка тут.
Я открыла глаза и не сразу сообразила, где нахожусь.
– Доброе утро, – ласково сказала симпатичная девушка в белом халате. – Как спалось?
– Здесь бегали собаки, – протянула я. – Две, скакали по кровати, вроде и…
– Танечка, в больницу нельзя приводить животных, – перебила меня незнакомка, – вам привиделся сон. Давайте познакомимся. Я Карина, медсестра.
– Таня, – машинально представилась я, – Сергеева, начальник…
Язык замер. Начальник? Вот же глупость! С чего это мне в голову взбрело! Никогда я никем не руководила.
– Знаю вас, – затараторила Карина, – в медкарте все сведения есть, – Татьяна Сергеева, замужем, москвичка, по образованию преподаватель русского языка и литературы. Ой, как я вам завидую!
– Чему? – вздохнула я. – Коме? Потере памяти?
– Профессии, – защебетала Карина. – Наверное, учителю нужно много читать!
– Дружить с книгой полезно всем, – заметила я.
– Обожаю романы, – закатила глаза девушка, – да времени нет. Дома дел полно, на работе еще больше. А вам по службе положено любовные сюжеты изучать.
– В школе преподают классику, – уточнила я, – «Анна Каренина», «Война и мир».
– Скукотень, – поморщилась девушка, – я люблю страсти.
– В «Анне Карениной» их много, – усмехнулась я.
Карина отмахнулась:
– Ерундово написано. Нудно. Предложения длинные. В «Войне и мире» вообще половина текста на немецком.
– На французском, – поправила я.
– Однофигственно, – махнула рукой девушка, – все равно непонятно. Надо сноски, примечания смотреть. Влом это. Вот когда дело происходит в замке на берегу моря, она у него горничная, ее не замечают, а потом наконец любовь. И про постель красиво написано… Обожаю!
– Хочу только пакет забрать, – раздался из коридора сердитый голос.
– Сказано, проваливай, – прозвенел дискант, – иначе охрану вызову.
– Тапки взять хочу.
– Уматывай!
– Они мои собственные.
Карина поспешила к двери:
– Простите, я сейчас вернусь!
Не успела за медсестрой закрыться дверь, как я встала и приоткрыла захлопнутую створку. В щель я увидела коридор, стойку, за которой сидела незнакомая женщина. Карина и худенькая девушка в синем платье стояли спиной ко мне.
– Оборзели совсем, – возмущалась последняя, – моя обувь, на мои деньги куплена.
– Уматывай подобру-поздорову, Лизка, – зашипела медсестра на ресепшен, – неровен час Филипп Андреевич появится. Тебя-то совсем на фиг пинком вышибут, и нам с Каринкой влетит, штраф наложат.
Девушка зашмыгала носом:
– Злые вы. Про меня не знаете, а судите!
– Лиза, – начала Карина, – я и Фаина в курсе твоих проблем. У тебя ребенок без мужа, родных нет. Сыну няня нужна, продукты свежие, за съемную квартиру платить нечем.
– Ты каждому жалуешься, – ехидно заметила Фаина, – а, между прочим, у нас с Карой тоже в кошельках не густо.
– Вы в два раза больше моего получаете, – заныла Лиза.
– Я стараюсь выполнять работу безупречно, – отрезала Фаина, – потому меня и повысили. Мы безотказные с Кариной. Двое суток дежурить надо, трое? Да мы с радостью. А ты стонала: «Спать хочу».
Елизавета опустила голову:
– Я просто так говорила. Хотела с вами подружиться.
– Средний медперсонал не имеет права болтать, – покраснела Фаина, – нашла аргумент глупее некуда. Сваливай отсюда. Да скажи спасибо Филиппу! Не выгнал тебя вон, перевел в пятый корпус.
