В гулкой тишине подъезда послышалось урчание.
– Похоже, твой желудок «за».
«Оставь его в покое, – хотел сказать я маме, – чего ты к нему прицепилась? Это мой первый и единственный друг. Сейчас он решит, что ты сумасшедшая, и перестанет со мной общаться».
И в то же время я не мог понять, почему Грек не хочет заходить к нам в гости. Все выглядело так, словно они вдвоем знают что-то, чего не знаю я.
– Ну, хорошо. – Грек переступил порог.
– Вот и славно. Умывайтесь, ужин скоро будет. И да, надо позвонить твоей маме.
– У нас нет телефона, – сказал Грек.
Уши его горели, он как будто стыдился этого.
– Ну, тогда я позвоню вашей соседке и попрошу, чтобы она передала твоей маме, что ты у нас.
– Хорошо. – Голос его звучал сдавленно.
Буквально через две минуты в замке входной двери снова щелкнул ключ – вернулись папа и Егор (отец возил малого в больницу, проверить горло).
Мы сели за стол. Егор, как всегда, капризничал, и маме пришлось специально выкладывать еду на тарелке, чтобы он смог ее есть.
– Он ест только круглую пищу, – объяснил я Греку. – Поэтому мама выкладывает рис в виде круга и кусочки курицы тоже вырезает кругляшками.
Грек посмотрел на Егора:
– Любишь все круглое, а?
Егор закивал.
– Тебе бы понравился наш учитель математики. Он круглый дурак.
Возникла неловкая пауза, мама с папой переглянулись. И чтобы как-то сгладить неловкую шутку Грека, я начал рассказывать о Третьем озере. Точнее, о его отсутствии.
– Действительно, странно, – сказал отец. – Я и не думал об этом. Почему после второго идет четвертое?
– Добавки? – спросила мама у Грека. Она все время смотрела на него с какой-то странной жалостью и заботой, словно на промокшего под дождем щенка.
– Нет, – сказал он тихо, – спасибо, я сыт.
– Да брось. – Она взяла его тарелку и навалила ему еще гречки и положила жареную куриную грудку. – У нас в семье всегда едят две порции.
– Да? – удивился я. – А можно мне завтра две порции шоколада?
– И мне! – сказал Егор.
– Нет.
– Но ты же только что сама…
– Я имела в виду полезную еду, а сладкое вредно для зубов. И для кожи. Смотри, у тебя на лбу вон опять выскочили прыщи, – она прищурилась, – уже расковырял один, да?
– Нина! – Папа демонстративно бросил ложку в тарелку. – Давай не будем обсуждать его прыщи хотя бы за ужином, а?
– Пардон.
Снова повисла тяжелая тишина. На этот раз ее прервал Грек. Он обратился к отцу:
– Петро сказал, что вы любите делать табуретки.
Отец перестал жевать и посмотрел на меня.
– По-моему, это очень круто, – добавил Грек.
– Круто? – Мама вскинула брови в изумлении. «Круто» было последним в списке ее слов, относящихся к отцовскому хобби.
– Э-э-э… ну да, наверно. – Отец тер шею ладонью.
– Да, мой брат сейчас учится в Японии, изучает криптографию. Это такая наука про защиту информации.
(«Так во-от почему он так одержим всеми этими шифрами и тайными знаками», – подумал я.)
– Вот как? Старший брат?
– Ага. Он иногда звонит нам. Ну, то есть не нам, а тете Тане, и мне позволяют поговорить с ним пять минут. Я рассказал ему про ваши табуретки и про то, как вы говорите, что для вас создание табуреток похоже на медитацию. Ну, потому что, по-моему, это очень круто. Я читал про одного японца, его звали… эммм… то ли Хиросима, то ли Нагасаки. Так вот, у него был маленький ресторанчик в подземном переходе, там даже туалета не было, верите-нет? А в меню там – только суши. И все! Ничего больше. Даже воды не было. – Грек задумался. – Ну, может быть, вода все-таки была, я не помню. Но в остальном – только суши. И знаете что? У него не было отбоя от посетителей.
– Как интересно. – Папа с мамой переглянулись.
– Да. – Грек ковырял вилкой курицу. – Больше всего на свете японцы ценят преданность своему делу. Знаете, Брюс Ли, один из моих кумиров, он сказал как-то, – Грек многозначительно поднял вилку: – «Я боюсь не того, кто отработал по разу десять тысяч ударов, а того, кто отработал десять тысяч раз один удар». Понимаете? Преданность – нет ничего важнее. И посетители этого ресторана ходили к повару и ели его суши с угрем. Они отдавали дань его преданности своему делу.
– Это прекрасная история.
– Да. Это мне брат рассказал. И еще он сказал, что ваша история с табуретками очень похожа на историю этого… Хиросимы-Нагасаки. Я не помню, как его зовут, но я обязательно спрошу у брата, когда он позвонит в следующий раз.
– Хорошо.
– Мой брат сказал, что в Японии вы были бы очень уважаемым человеком.
Отец засмеялся.
– Да, мне, пожалуй, стоит подумать о переезде в Японию.
Грек вдруг закашлялся:
– Ой, простите, я не то имел в виду. Я не хотел сказать, что здесь вы не уважаемый, простите, я… то есть в Японии все по-другому.
– Ничего, не переживай, я понял, что ты имел в виду. И я очень польщен. Знаешь, странное дело: однажды в моем гараже табуреток стало так много, что я просто не мог развернуться там. Тогда я решил раздать их. Я повесил объявление: «Бесплатные табуретки». И знаешь, что произошло?
– Что?
– Ничего. Никто не пришел. И знаешь, что я сделала?
– Что?
– Поменял текст объявления. «Суперцена. Скидки. Акция. Только сегодня». И знаешь, что произошло?
– Что?
– Я продал все табуретки за день.
Мы с мамой переглянулись, папа никогда не рассказывал нам эту историю.
– Люди видели дешевые табуретки, покупали табуретки «с огромной скидкой, по акции» и уходили в полной уверенности, что совершили выгодную сделку. Это льстило их самолюбию, наверно.
Мы все засмеялись. Действительно прекрасная история. Я смутно догадывался, что где-то там есть мораль, но пока не понимал, в чем она.
– Это потрясающе! – сказал Грек. – Я обязательно расскажу ее своему брату, когда он позвонит в следующий раз. Он будет в восторге!
* * *
Я готовился ко сну, шел в ванную, чтобы почистить зубы, когда услышал с кухни мамин голос. Она мыла посуду – шумела вода и звенели тарелки, – но даже сквозь посторонние шумы я услышал, как она сказала: «… этот мальчик, Саша».
Вообще-то подслушивать нехорошо, и я бы просто пошел дальше, но следующая фраза мамы привлекла мое внимание:
– Мне всегда так жалко его.
– Да? Почему? – спросил отец.
