И чтобы не умереть – буквально и фигурально, – художник должен играть на опережение. Быть проворней Системы и постоянно проверять ее на прочность».
[Вопрос]
Я не «полагаю», я уверен, что похищение Графта – инсценировка, очередной Сашин перформанс. Она, как всегда, сыграла «на опережение». Узнала, что за ней идут, и разыграла свой арест прежде, чем этот самый арест случился; прежде чем Система успела дотянуться до нее. Это ведь идеально вписывается в ее манифест, в ее философию. Представьте себе, какая суматоха была в кабинетах у силовиков, когда стало известно, что Графта задержали, но кто именно задержал, куда ее увезли и где она теперь – никто не знает, хаха.
[Вопрос]
Как это – зачем? Чтобы создать миф. Миф о мученике. Скормить его Системе и понаблюдать за тем, как она его поглотит. Подавится или нет.
Егор
Москва все больше напоминает Шанхай. Во всяком случае, мой район. Или же это все потому, что тут открыли буддийский храм? Теперь все вокруг дублируется на китайском, специально для туристов. А вечером всюду неоновые вывески и рекламные баннеры – иероглифы светятся в темноте. Довольно странное ощущение, я вроде бы живу здесь уже девять лет, но изменения заметил только недавно.
На моей улице закрылись почти все кафешки, старую колокольню снесли, и только тату-салон «Измаил» остался на месте. Я часто ходил мимо и всегда чуть задерживался у витрины, разглядывал образцы. Мне не нравились все эти русалки, демоны, черепа и прочее мракобесие, но я действительно часто задумывался о том, что бы такое нанести себе на предплечье или на шею – какой-то символ: рожок Тристеро или надпись waste. Это сложно назвать желанием, скорее такой, знаете, едва ощутимый импульс где-то в подкорке – я вряд ли смог бы объяснить, зачем мне нужна татуировка, возможно, я просто очень банальный человек и комплексую из-за того, что в свой почти-тридцатник похож скорее на подростка.
И, в общем, именно в тот период – с наркотическим туманом в голове и зыбкой предынфарктной тяжестью в груди, – однажды в понедельник я пересилил себя и толкнул дверь салона.
Внутри – довольно чисто, я бы даже сказал стерильно, запах, как в операционной. И это сразу настроило меня на хороший лад. Салон, как позже объяснил мне его хозяин, Измаил, был стилизован под таверну из «Моби Дика», и, эммм, стилизация удалась. В смысле, сам роман я не читал, но стоило мне переступить порог, у меня появилось ощущение, будто я провалился в червоточину и попал в девятнадцатый век, в таверну для китобоев: повсюду рассохшиеся доски, бочки, гарпуны на стенах и челюсти огромной акулы в баре. Разве что запах не соответствовал иллюзии – запах дезинфектанта. С гигиеной здесь все было в порядке.
– Э, братан, забыл чо?
Спросил мужик за стойкой – огромный, просто колоссальный, он встал со стула, оперся кулаками-гирями на поверхность стола и подался вперед, словно навис надо мной. Я как завороженный наблюдал за змеями, ящерицами и витками колючей проволоки, обвивающими его предплечья и уползающими под рукава черной майки.
– Я хочу сделать татуировку, – сказал я.
Он словно шмыгнул носом, втянул воздух, поморщился. Склонил голову набок.
– Тебе сколько лет?
– Тридцать.
– Да ладно! Кого ты лечишь?
– Мне двадцать девять. Могу паспорт показать.
– Давай.
Я достал паспорт, он долго разглядывал фотографию, меня, снова фотографию. Вернул паспорт.
– И что ты хочешь набить?
Вот с этим у меня была проблема – я не знал, чего хочу. И если я и хотел чего-то, то – наказать себя, оставить на теле отметину; иными словами – совершить необратимый поступок.
– Какой-нибудь символ, – сказал я и тут же понял, как невероятно глупо это звучит.
– Какой-нибудь символ? – Он улыбнулся.
– Да. – На мгновение я подумал, что было бы забавно набить себе птеродактиля с моноклем, скипетром и державой. В конце концов, я постоянно их рисую, почему бы и нет? Я оглядел стену с образцами и вдруг увидел на ней какие-то иероглифы, и тут меня осенило. – Строчки кода, – сказал я, и эта мысль показалась мне едва ли не гениальной: если набью на своем теле строчки кода, то никогда их не забуду.
Верзила вздохнул, почесал переносицу.
– Слушай, парень. Я ничего тебе не сделаю.
– Что? Почему? Я же показал паспорт. Мне двадцать девять. Правда.
– Я не делаю татуировки людям под веществами. Вещества делают нас импульсивными.
– Но… – Я испуганно смотрел на него. – Я трезв. Я вообще не пью.
– А я не про алкоголь. – Снова склонил голову набок, сморщил нос. – Ты под чем-то другим. – Он постучал пальцем по виску. – Опиаты. Я такое за версту чую. Сначала протрезвей, а потом – милости прошу.
Весь вечер я провел в горячей ванной – несколько раз мыл голову. Потом сходил в магазин за антибактериальным мылом, антиперсперантом, гелем для душа, лосьоном, листерином, мирамистином и туалетной водой. Неужели от меня и правда пахнет морфином? И этот запах можно почуять?
– Скажи, от меня пахнет чем-нибудь?
Витек принюхался и закашлялся.
– Ух ты ж, йопт! – замахал ладонью перед лицом. – Ты парфюмерный грабанул, что ли? Зачем так духаниться-то? Как школьник на свидании, ей-богу.
* * *
Примерно тогда же я впервые заметил, что за мной следят. Какой-то гусь в коричневом плаще, один и тот же, постоянно терся поблизости – высокий, волосы бесцветные, как солома. Он даже не пытался шифроваться – я замечал его повсюду, – в метро, в трамвае, – и по пути на работу, и обратно. Пару раз я пытался оторваться, путал следы, но тщетно – он явно знал, где я живу.
Все это было мерзко и тревожно, и мое увлечение морфием только подогревало паранойю. В очередной раз заметив коричневый плащ возле Памятника Сыру, я зашел в офис и направился к стойке охраны. За ней сидел Боря. Недавно он перенес операцию: ему вживили кохлеарный имплант, и он теперь напропалую хвастался перед всеми, называл себя киборгом.
– Я могу регулировать уровень слуха с помощью приложения в телефоне, прикинь! Могу настроиться даже на сонар. Могу услышать твой пульс. А самое крутое, что имплант заряжается дистанционно, никаких проводов. Я человек будущего, йоу!
– Да, Боря, йоу, это круто. Поздравляю. Слушай, тут такое дело, у вас же есть камеры на улице?
– Пффф, обижаешь.
– Отлично. Видишь того гуся? Возле Памятника Сыру?
– Угу. Он частенько тут путается.
– Серьезно? Ты тоже заметил?
Боря пожал плечами, мол, это моя работа, чувак.
– Пару недель назад он даже заходил в офис.
– Даже так? И как ты его записал? Он показывал документы? Паспорт?
