А Мазурук все кружится и кружится вокруг аэродрома, очень неохота ему было приземляться. В это время и начался тот самый анекдот. В радиоэфире на всю Арктику вдруг раздался голос с акцентом:
— Госпотин Мосорук! Постафьте тройку — бутет прафильно!
Все, кто слышал, просто покатились от хохота: американцы с соседнего аэродрома подсказали Мазуруку код. А он включил подсказанный позывной, и полетел дальше.
Однако летчики наши долго потом над ним смеялись. Помню, сделал я промежуточную посадку на Диксоне. Прихожу на КП сдать документацию и говорю диспетчеру: «Поставь мне вылет завтра часов на десять. Мы не торопимся, отоспимся».
На КП тогда человек пять сидели. И вдруг открывается дверь, и как раз Мазурук заходит. Не успел он даже дверью хлопнуть, сразу кто-то из угла, пытаясь изобразить акцент, выдал: «Госпотин Мосорук! Постафьте тройку — бутет прафильно!» Все захохотали, а я-то не знал, в чем дело. Подошел к одному из летчиков, спросил: «А чего вы?» И он мне рассказал историю, которую я вам только что поведал.
Другой «живой легендой» у нас был летчик Ваня Черевичный. Этот тоже прославился, но другим. Он был ужасно любвеобилен: не пропускал ни одну официантку ни в одной столовой, когда куда бы ни летал. И поэтому по Северу пошла прибаутка:
Не там бардак, где дом публичный,
А там, где Ваня Черевичный!
Расскажу еще один северный анекдот. Когда начались полеты нашей боевой авиации на острова и американцы в ответ стали летать в нейтральном воздушном пространстве вплотную к нашим аэродромам, то мы получили задание осуществить несколько аналогичных полетов.
В Минске на аэродроме Мачулищи стоял 121-й разведполк дальней авиации. Его командиром был гвардии полковник Алехнович, Герой Советского Союза, очень опытный летчик. В свое время его полк был единственным, стоявшим в Климовичах, под Гомелем, так рассказывали, что в ту пору Антон Адамович Алехнович навел там свои порядки: он ведь был начальником гарнизона, в придачу еще и депутатом районного Совета. То есть был в Климовичах как удельный князь — его так в армии и прозвали: удельный князь Алехнович.
Но вот в 45-ю Гомельскую дивизию генерал-майора Гордиловского в Барановичи поступило секретное распоряжение: срочно отправить отряд из трех самолетов-носителей «Ту-16» с самыми опытными экипажами в Тикси для выполнения задания особой государственной важности. С той же целью из Мачулянского 121-го полка вылетели два самолета «Ту-4». В числе летчиков, отправившихся на задание, был и сам Алехнович.
Задание оказалось таким: посадить реактивные бомбардировщики «Ту-16» на льдину, дрейфующую в районе Северного полюса. Сделать это нужно было, чтобы поставить на место американцев, создав под самым носом у них ледовый аэродром стратегического назначения.
Льдина была выбрана та, где дрейфовала экспедиция «СП-6» во главе с Серлаповым. Им поступила команда из Москвы срочно подготовить громадную по северным меркам взлетно-посадочную полосу к приему тяжелых самолетов. Полярники гадали, что за гигантскую машину к ним пришлют. Нелегко им пришлось, но ребята были изобретательными. Чтобы выровнять поверхность полосы, они пробурили во льду отверстия. Через эти отверстия пошла морская вода. Она замерзла, в результате получился громадный ледяной каток, хоть коньки доставай! Сверху лед присыпали снегом, который потом был утрамбован, как следует.
Что произошло дальше. Первой к ледовому аэродрому «СП-6» шла тройка «Ту-16», где лидировал Алехнович. Он должен был сесть на ледовый аэродром, без выключения двигателей развернуться и тут же взлететь. Сразу после него то же самое нужно было проделать еще двум экипажам, а за ними подлетели бы и «Ту-4», от них требовалось разгрузиться на льдине и вернуться в Тикси.
Однако на практике получилось вовсе не так гладко. На ледовых аэродромах не были предусмотрены специальные рукава для стоянок, чтобы отрулить от взлетной полосы в сторону, а делались специальные карманы. В них закатывали самолет так, чтобы он стоял носом на полосе, а весь — за полосой. Алехнович приземлился, снова пошел на взлет, «Ту-16» пробежал пятьсот метров… И вдруг его что-то повело, и он консолью чиркнул по носу стоящего в кармане самолета «Ил-14».
К счастью, Алехнович сообразил и тут же затормозил, поставил реверс, выкатился в снег. В результате «Ту-16» остался цел, только консоль была обрезана, а у «Ил-14», который он зацепил, обрезался нос. Никто из экипажа серьезно не пострадал, по сути, испугом отделались. Алехнович запретил посадку двум остальным «Ту-16», а «Ту-4» сели нормально.
Но, так или иначе, начался большой скандал: как быть? Сразу пришлось передавать радиограмму, докладывающую об аварии. Затем нужно было узнать и доложить, какой сложности авария и нужна ли техпомощь. Тут же выслали комиссию, которая выявила бы нанесенный урон: нужно ли всю плоскость везти на место аварии, а ее целиком можно только кораблем доставить, либо одну консоль можно поменять (это съемная часть на конце крыла), ее можно привезти почти на любом самолете.
Дальше события развивались стремительно. Только прошла первая телеграмма, буквально через час над ледовым аэродромом появилась американская летающая лодка «Каталина» и прошла на малой высоте, фотографируя происходящее. Что в результате получилось? На следующий день практически во всех главных западных газетах вышла статья, в которой говорилось, мол, русские сделали аэродромы на льдинах и грозятся бомбить американцев, однако Бог хранит США, и в результате неумелых действий полковник Алехнович сломал самолет. В доказательство и снимок прилагался — пожалуйста, смотрите! Конечно, после этого вышел приказ самолет не ремонтировать, а срочно утопить, что и было выполнено. Самому Алехновичу дорого стоило происшедшее, его уволили в запас с формулировкой «по болезни». А на льдины после этого случая уже больше не садились ни наши, ни американские реактивные бомбардировщики.
Что еще? Не знаю, сойдет ли это за анекдот, но расскажу, как я провел свой день рождения на Диксоне. Буквально за несколько часов до этого судьба мне сделала очень интересный подарок. Перед полетом на Диксон я ночевал на острове Гофмана. Там был аэродром на куполе ледника, и когда я утром взлетал, то как раз, едва я начал набирать высоту, от этого ледника откололся айсберг. Представьте, выйдя на кромку острова, я глянул влево и увидел, как огромная глыба сползает в океан, только круги расходятся по воде, словно от поплавка, который никак не может утихомириться. Над водой возвышалась только одна четверть то окунавшегося, то всплывавшего айсберга. Такое словами не опишешь, это можно только увидеть.
Конечно, я сразу доложил по радио о происшедшем.
— Сделай круг, посмотри, когда еще такое увидишь! — предложили мне.
Я так и сделал. Айсберг начинал медленно по течению отплывать от острова…
Получив такой подарок, я полетел на Диксон. И тут возник еще один интересный момент. Родился я в мае, а май — это полярное лето, солнце практически не заходит. А когда круглые сутки стоит день, теряешь ощущение времени. Прилетел я туда, а меня спрашивают:
