«Сага о людях с Песчаного Берега» дает полное описание капища, где во время жертвоприношений желающие узнавали свой жребий. Люди должны были совместно содержать это святилище вместе с его смотрителем-годи. В данном случае им был могущественный норвежец Хрольв Бородач сын Арнольва Рыбогона с острова Мостр (конец IX — первая треть X в.), который «жил на широкую ногу». Он следил за капищем Тора на острове и «был его [Тора] большим другом», так что его прозвали Торольв.
Не желая подчиняться конунгу, годи Торольв принес Тору жертву и просил его ответить: «мириться ли ему с конунгом или уезжать из страны». Жребий велел ему плыть в Исландию. Он добыл большое судно, погрузил на него домочадцев и скот (?), кроме того, «разобрал капище и взял большую часть бревен с собой вместе с землей из-под жертвенника, на котором сидел Тор». Пристав к берегу в фьорде, которому дал название Широкий Фьорд, он занял там большую территорию, поставил хутор и возвел капище. «Это был большой дом. В боковых стенах, ближе к углам, были прорезаны двери. Внутри стояли столбы почетной скамьи; они были закреплены гвоздями, гвозди эти звались боговыми». Внутри капища было особое святилище и постройки, которые автор известного ныне текста саги сравнил с «постройками вроде хора в нынешних церквях»
[806]. Посередине на полу стоял жертвенник, «как и алтарь в церкви». Поверх него лежало тяжелое драгоценное кольцо, «на нем следовало приносить клятвы». Во время праздников годи капища должен был надевать кольцо на руку. На жертвеннике стояли чаша и прут «наподобие кропила»
[807], которым разбрызгивали жертвенную кровь из чаши. «В задней части капища вокруг жертвенника стояли боги. Все люди этого края должны были приносить подать на капище… а годи — содержать капище в порядке»
[808].
Интересный материал о капище и годи содержится в «Саге о Храфнкеле Годи Фрейра». Дело происходило во времена Харальда Прекрасноволосого, т. е. примерно в начале X в. Юноша по имени Храфнкель, потомок шведского короля Олава Дровосека, «красивый и многообещающий», в возрасте 15 лет прибыл с родителями в Исландию. Он довольно скоро отделился от отца, взял свою долю имущества и поставил свой хутор. Молодой хозяин стал совершать богатые жертвоприношения богам и велел построить большое капище. Особенно он чтил Фрейра и «уделял ему половину из всего, что было у него самого ценного». В конце концов он занял всю Ледниковую Долину, объявил себя годи и стал собирать с окружающих бондов средства, формально на содержание капища. Когда же его хутор и капище в ходе неких событий были разрушены, он разочаровался в вере: решил, что «это вздор — верить в богов», и с тех пор не совершал жертвоприношений. Со временем Храфнкель сумел вернуть себе свой хутор, а также выгодную и почетную власть годи. Его похоронили в кургане, куда положили много добра, а сыновья его унаследовали имущество отца и должность годи
[809].
Очевидно, что эта должность была материально выгодной и давала власть над населением округа данного капища, он же — округ власти данного годи, так называемый годорд. Годи совмещал жреческие, сакральные функции с некоторыми фискальными и судебными функциями, а в известной степени и административными. Очевидно также, что его власть и положение были тем значительнее, чем меньше были развиты центральная и местная администрация; а это как раз было характерно прежде всего для «безгосударственной» Исландии. Здесь, таким образом, демонстрируется как бы лабораторно чистый образец одной из форм власти, не связанной с развитием государства, или, точнее, пример одной из ведущих догосударственных властных форм. Данная форма, как явствует из саги, была основана на сакральных функциях. Этот феномен исландской истории, хронологически несравненно более близкий к современному исследователю, нежели любой из подобных феноменов организации власти в уже феодальной тогда Западной Европе, имеет особую значимость, так как приоткрывает завесу над механизмом саморегулирования догосударственных обществ.
Но вернемся к святилищу и жертвоприношениям.
При необходимости обойти капище полагалось идти совершенно определенным образом, в соответствии с древним ритуалом, дабы это движение не вызвало гнева богов. В «Саге о сыновьях Дроплауг» владелец капища Берси делал замечания тем, кто не выполнял этот ритуал.
Не только само капище, но и место, где оно размещалось, считалось священным. Когда в Гаударе (точнее, Холаре — см. вше), где было «прославленное капище», проводилось большое летнее жертвоприношение, оно по обычаю завершилось пиром, на котором случились драка и смертоубийство. Полагалось немедленно покарать убийцу, но сделать это оказалось невозможно, так как «ни у кого из них [присутствующих] не было при себе оружия, потому что здесь было священное место». Драку разняли, а преступник, который «убил человека в священном месте… стал вне закона»
[810]. Очевидно, что храм как священная территория был «местом мира», где нельзя причинять вред людям, а также, судя по сагам, предаваться любви с женщиной. Осквернитель храма считался «волком» (vargr)
[811].
Перед смертью люди иногда успевали сделать соответствующее завещание или совершить некие поступки для того, чтобы умилостивить богов. Например, Скаллагрим, позднее и сын его скальд Эгиль перед смертью бросили в болотистый овраг сундуки с серебром
[812]. Я обнаружила в сагах только эти два указания на такой обычай. Но то, что сделали Эгиль и его отец, думается, было не их изобретением, а уже довольно известным ритуалом, так как археологи нередко находят в бывших болотах клады, содержащие серебряные (реже золотые) монеты, а иногда и драгоценности. Встречается и другой языческий обычай: в качестве жертвы Одину сбрасывать с обрыва в море особым образом подготовленную живую лошадь (с завернутой в мешок головой, связанными щиколотками и т. д.).
Живые и мертвые: отношения и обряды
Для язычников миры божественный и земной, вообще тварный, не только не отделены друг от друга, но полностью слиты, пронизывают все сущее своим присутствием. Боги имеют биографию, рождаются, живут и умирают, они связаны с людьми сложными отношениями, в том числе сексуальными. Люди саги не чувствовали не только духовной, но даже физической отъединенности от обитателей потусторонних миров, они как бы сосуществовали с ними. Особенно ярко это ощущается в отношении к смерти, к покойникам и обряду похорон.
