Так или иначе, но и тризна, и весь ритуал похорон, и памятный камень, подобно другим обрядам любого назначения, связанным с «пиками жизни», т. е. основными вехами земного пути человека, имели важные социальные функции. Каждой социальной группе следовало хоронить своих покойников согласно ее статусу. И такой похоронный ритуал, во-первых, подчеркивал, демонстрировал и закреплял престиж данной семьи, рода, клана; поэтому родичи стремились обставить похороны как можно богаче и торжественнее. Во-вторых, как уже подчеркивалось, участие в процедуре похорон способствовало консолидации этих естественных общностей. Наконец, было неприлично и даже оскорбительно без уважительной причины не принять участие в похоронах и тризне не только родича, но соседа или влиятельного в местном обществе лица. Нельзя не отметить и тот известный специалистам и древним эпосам факт, что похороны также были зрелищем.
Как привлечь удачу: судьба, приметы, символы
Не только ритуалы, связанные с похоронами, но и некоторые другие обычаи северных германцев также, видимо, уходят корнями в глубокую древность. Интересно рассмотреть те из них, что связаны с прочной верой в судьбу, которая могла быть удачной или неудачной, но всегда неизбежной. «Никто не избежит того, что ему предназначено», — гласит «Сага о Греттире». Удача и неудача сопровождают каждого человека, по-разному соединяясь между собой. Удача крайне важна, она важнее обстоятельств и личных свойств. Не случайно древнеисландская пословица гласит: «Одно дело доблесть, а другое — удача»
[845]. Тормод, один из героев «Саги о Названых Братьях», раненный и безоружный, мысленно просит конунга, чтобы его «королевская удача» помогла ему, верному дружиннику короля, выдюжить
[846]. В висе № 2 той же саги говорится, что герой рано «обрел удачу», но не удовольствовался этим, а стал «творить [свою] удачу»: ведь было очень важно понять собственную судьбу и помочь ей, встав на предначертанный путь, в данном случае путь воинский, и смело, достойно двигаясь по нему.
Неизбежность судьбы часто подчеркивается в сагах, как и редкая способность некоторых людей знать, угадывать ее. Так, Ньяль («Сага о Ньяле») мог предсказать судьбу другому человеку и тем предостеречь его, дать совет, помогающий преодолеть предстоящие испытания. Он знал и свою ужасную судьбу (его сожгли недруги в собственном доме, см. гл. CXXVII) и не делал ничего, чтобы отвратить ее. Но чаще всего предсказаниями занимались жрецы. Они предсказывали будущее по внутренностям и крови жертвенных животных и птиц, по признакам приема или отвержения жертвы богами, а также по рунам, вырезанным, например, на палочках, даже по расположению этих палочек, брошенных на белый платок. Провидицу, прорицательницу называли «вёльва» (др. — исл. völva), она одна из героинь «Старшей Эдды» («Прорицание Вёльвы»). В песне «Сны Бальдра» вёльва («вала») появляется с магическим посохом и другими предметами, необходимыми для волхвования. Еще один способ угадать судьбу заключался в толковании расстановки шахматных фигур. Неудача могла быть наследственной, и роковую участь рода следовало переломить, что было нелегко. Удачу можно было передать или завещать, унаследовать от ближайшего родича, от всего рода, даже от друга. Один из главных персонажей «Саги о людях из Лососьей Долины» (гл. XXVI) Хёскульд перед кончиной сделал все, чтобы обеспечить своего незаконного сына Олава, которого очень любил. Помимо прочего отец «завещал ему свою удачу и удачу своих родичей, сказав, что делает это, хотя, как ему известно, удача уже поселилась в доме Олава»
[847].
Одним из составных моментов унаследованной от позднего племенного строя сакрализации личности и статуса правителя была убежденность людей в том, что король является носителем божественной силы, что он может влиять даже на природу. То, что короля наделяли такими магическими свойствами, известно уже из «Песни о Риге». В «Саге об Инглингах» (гл. XLIII) говорится: «Свеи верили, что король может обеспечить урожайный и неурожайный год». Если в правление короля были частыми хорошие урожаи, его называли «урожайный король» (гл. XI)
[848]. Правитель вообще являлся носителем особой удачи или неудачи: не случайно Тормод просил короля уделить ему немного своего везения. Более того, удача короля, особенно в том, что касалось урожая или мира и что было дороже всего, распространяется на подчиненный ему народ. Причем сакральность была присуща и телу короля. Так, в «Саге о Хальвдане Черном» (гл. IX) говорится, что ни при одном короле в стране не было таких урожайных лет, как при Хальвдане сыне Гудреда, отце Харальда Прекрасноволосого (первая треть X в.). Люди так почитали его за это, что, когда он скончался, хёвдинги, приехавшие из разных областей на его похороны, просили похоронить его именно в их «четверти», чтобы обеспечить там урожаи и впредь. Договорились следующим образом: расчленили тело на четыре части и захоронили в четырех областях с почестями и в курганах. Голову же погребли на родине, также насыпав курган. И все пять курганов назывались «курганами Хальвдана»
[849].
Правитель мог быть обвинен в бедствиях страны, если он был носителем неудачи, которая также распространялась на весь народ. Такого правителя, которого считали виновным в поражениях и, особенно, в неурожае, могли изгнать, убить, сжечь в собственном доме. В рассказе Снорри о древних норвежско-шведских конунгах Инглингах («Сага об Инглингах», гл. XV) названы некоторые короли из этого рода, которых приносили в жертву богам, чтобы обеспечить всеобщее процветание. Так, однажды из-за жестокого неурожая на земле свеев наступил голод, и обычные кровавые жертвоприношения, в частности те, которые приносились в Упсале во время религиозных праздников в месяц «гои» (см. выше), не помогали. Тогда знать предложила радикальное средство: принести в жертву конунга Домальди. Это и было сделано воинами, возможно, его дружиной. «Так было всегда в давние дни, — говорится в этой саге (гл. XIII), — что воины окрашивали землю кровью своего господина, а население страны окровавило оружие, умертвив Домальда, ибо желавшие хороших урожаев свеи принесли его в жертву». Данное верование, вероятно, использовалось знатью в борьбе за престол или когда надо было удалить неугодного правителя. «Обычные» человеческие жертвы приносились ради хорошего урожая на йоль и весной, а при плохом урожае — когда наказывали тех, на кого возлагали вину за бедствие. Особенно часто носителями удачи или неудачи считались именно правители — конунги и ярлы.
Судя по сагам, представители знати в какой-то мере также наделялись особыми свойствами, которые в народном сознании издревле были связаны с властью и силой, так что бонды обычно дорожили своими хёвдингами. Фанатичный христианизатор конунг Олав сын Трюггви (см. сагу о нем) заставил норвежских бондов отказаться от жертвоприношений, пригрозив им, что принесет в жертву их знатнейших людей
[850].
