Составители письменных текстов нередко выражали свое отношение к тексту, к его содержанию. Особенно явно это происходило, к примеру, когда составитель-христианин записывал эпизоды, связанные с языческими обычаями. Описывая их, творцы письменного текста саг старались хотя бы формально, за счет неких оговорок, дистанцироваться от этих обычаев; но при этом они признавали живучесть таких обычаев и после крещения и, судя по всему, сохраняли объективность при описании «старой веры». Яркий пример — «Сага о Ньяле»: там содержится описание альтинга 999/1000 г., где исландцы согласились принять новую веру, а также сведения о путях привнесения христианской веры на Европейский Север (гл. С — СV). Именно благодаря такому историческому подходу составителей саг мы многое узнаем как о скандинавском язычестве, так и о процессе христианизации в Скандинавии. В этих случаях автор или составитель саги вписывал в текст извинительную формулу типа: «Тогда христианство было еще молодым и не очень ладным и потому…»
В связи с язычеством обращает на себя внимание и другое обстоятельство. Зафиксированный в тексте Адама Бременского и некоторыми изображениями рунических камней обычай человеческих жертвоприношений обойден сагами, хотя о жертвенных животных и жертвенной крови в сагах говорится. В связи с этим можно высказать два предположения. Так, возможно, что в данном случае христиане — авторы письменных текстов не могли переступить через эту роковую грань, через это коренное различие культур, которое отделяло их от авторов фольклорной основы саг, и вывели мотив человеческих жертвоприношений за пределы письменных текстов. Но, скорее всего, уже по меньшей мере с XI в., т. е. после массовой христианизации скандинавов, этот обычай отошел в прошлое, и упор борьбы «передвинулся» на употребление конины.
Иной пример — подход к язычеству в «Саге об Ингваре Путешественнике», о которой речь уже шла выше. События этой саги относятся к 30-м — началу 40-х гг. XI в., когда все Скандинавские страны уже приняли крещение, но язычество было еще очень влиятельным. Герой саги Ингвар Акасон, родич шведского короля, в свое путешествие «на восток», через Русь, где он пробыл будто бы три года, повел целых 30 кораблей. Это путешествие и имена некоторых спутников Ингвара подтверждены двадцатью руническими надписями того времени, обнаруженными на памятниках в Средней Швеции (район озера Меларен), что само по себе большая редкость — и везение для исследователей. Однако имена не вполне совпадают, а сведения о пребывании Ингвара на службе при дворе великого князя Ярослава Мудрого и связанные с сыном Ингвара эпизоды, вероятно, вымыслы компилятора саги; к тому же последний, скорее всего клирик, человек иного времени и преданный христианин, ввел в сагу резкие выпады против язычников, которые приписал героям саги.
Поправки же, сделанные составителями письменного текста саг в связи с менее щекотливыми обстоятельствами, заметить уже почти невозможно. Бывает нелегко заметить и те изменения, которые вносит составитель в социальные и правовые оценки, исходя из отношений и пониманий, свойственных уже его собственному, т. е. более позднему времени.
Таким образом, очевидно, что саги как исторический источник очень содержательны, интересны, но и весьма специфичны.
Так, хотя саги — произведения литературные, но их основа — история, будь то история человека, рода или битвы. Отсюда общее свойство саг — их органичный историзм.
Далее. Основное внимание саг привлекают индивидуальные человеческие судьбы и их переплетение на фоне событий разного характера, от узкосемейных и соседских — до масштабов страны и выхода за ее пределы. В сагах преобладает интерес к конкретным людям, события выглядят как результат в разной мере осознанной деятельности персонажей или их инициативы. Такой подход делает саги совершенно незаменимым источником по теме, которая интересует автора этой книги, — теме повседневной жизни скандинавов и их менталитета в период, который сами скандинавы оценивают как «героический».
Центральной фигурой саг является знатный или незнатный, но свободный, самостоятельный и самодостаточный хозяин дома, имущества, семьи, некой территории и, обязательно, воин. В сагах мало тем и фигур из городской жизни, что объясняется преимущественно происхождением этих произведений из лишенной городов Исландии, а невнимание саг к темам и персонажам монастырской жизни — хронологией фольклорной основы саг, создаваемой преимущественно до появления в регионе монастырей. При всех условиях родовые саги обнаруживают отсутствие внимания ко всему, что выходит за пределы достаточно сложной сельской среды, жизненных интересов бондов-воинов разного социального статуса, а королевские — к тому, что выходит за пределы политической истории. Таким образом, круг вопросов, достаточно полные ответы, на которые можно найти в сагах, ограничен. Но зато особенно выпукло выступают особенности сельской среды, жизни, поведения и представлений элиты, будь то родовая знать или верхушка незнатных хозяев, среды автономной и самоорганизующейся — основной среды викингов.
Достоверность саг в отношении отдельных элементов, конкретных фактов и дат важна для историка. Но эта книга задумана так, что автору важнее всего понять и представить себе — сквозь содержание исторической памяти скандинавов по поводу людей и событий эпохи викингов — нравственный и физический облик человека того времени и общей обстановки, в которой проходила его жизнь. Как, что, кого, каким образом, почему саги отражают, закрепляют, фиксируют в народном сознании, какие черты образа жизни, институтов, менталитета, отдельных личностей эпохи викингов, да и самой этой эпохи остаются в исторической памяти скандинавов? На эти вопросы саги вполне позволяют дать убедительный ответ.
Содержание саг, складываясь из устной традиции и работы составителей письменных текстов, создавалось на протяжении многих столетий — с VIII–IX и по XIII–XIV вв. Такое длительное бытование саг в качестве одного из центральных элементов скандинавской духовной культуры позволяет оперировать сравнительным материалом на протяжении почти всего этого периода, т. е. рассматривать его в целом, в системе, выделяя принципиально значимые типологические черты, свойственные цивилизации именно этого региона.
Нельзя не порадоваться и необыкновенной географической широте, свойственной исландским сагам. Они содержат в разной мере обильные сведения по Исландии, Норвегии и Швеции, в меньшей мере по Дании; они «заглядывают» на острова Северной Атлантики, в Англию и Ирландию, на Русь и в Византию, во Францию и в Палестину, к финнам, западным славянам и прибалтам. Включая множество сведений по всему скандинавскому сообществу, рисуя жизнь скандинавов в регионально-типологическом единстве (что, отметим, отразилось в отношении к сагам всех скандинавов), саги в то же время обнаруживают обширные международные связи этого региона, которые именно в эпоху викингов позволили людям далекого Севера войти в общеевропейское средневековое сообщество.
Конечно, особенности жизни в Исландии и Норвегии не вполне допустимо считать общескандинавскими. Поэтому автор привлекает материалы, относящиеся к другим странам региона. Благодаря всему их комплексу удается получить общерегиональную картину, в которой различия обстоятельств и уровней развития отдельных стран и областей уступают по значимости этой общей картине; и это корректно, во всяком случае в отношении изучаемой эпохи.
