Для пешего боя воины надевали башмаки на шипах, чтобы ноги не скользили. Носки или обмотки натягивались на штанины и прочно закреплялись. Плащ имел войлочный капюшон, впрочем, на время битвы плащ снимали. Кроме того, на голове был прочный шлем, в руках щит, у пояса — меч и кинжал, или два меча: короткий и длинный. Меч Торольва (из «Саги об Эгиле») назывался Длинный. «Это было славное оружие». В руке Торольв держал мощное копье с четырехгранным наконечником
[320]. В одной из саг рассказывается о бойце, который бросал копья двумя руками сразу. «Так учил меня мой отец служить мессу», — все время приговаривал этот воин
[321]. Искусного лучника закрывали во время боя щитом. Щитами же ограждали вождя.
Корнелий Тацит в своем сочинении «О происхождении германцев» (гл. 6) пишет о боевом построении ютов (будущих датчан) клиньями. Судя по европейским анналам, воины, если позволяло их количество, строились в два полка, что допускало известные маневры. Нередко при необходимости объединялись два или более отрядов захватчиков, обычно действовавших поодиночке. Сигналом к построению служил звук боевого рога.
Судя по «Первой песни о Хельги Убийце Хундинга» и «Перебранке Локи», зачином для больших сражений, после того как войска противников выстраивались друг против друга, служил словесный ритуал — обмен взаимными оскорблениями. Другой ритуал — единоборство двух бойцов, по одному из каждого войска, знакомое нам и по русским былинам, где этих удальцов называют «поединщики». Для того чтобы определить, кого именно выставить на поединок, «кости бросали на тавлеи»
[322]. Если вождю грозила опасность, отряд смыкался вокруг него, дружина закрывала его с боков и сверху «стеной из щитов»
[323]. Если сражающиеся во время боя просили о перемирии, они поднимали щит мира
[324].
Наиболее важные сражения оставались в памяти, им посвящались саги и песни скальдов. Известны многие такие висы, в их числе — о битве при Свельде, когда погиб креститель Норвегии конунг Олав Трюггвасон, прославленный сагой Одда Сноррасона Мудрого, или о битве при Стикластадире в 1030 г., когда погиб король Олав Харальдссон (будущий св. Олав), и др.
[325]
При военных действиях на суше, начиная осаду или готовясь в свою очередь выдержать осаду противника, викинги устраивали лагерь, обнесенный валом из бревен, земли или торфа, иногда с палисадом, а также со рвом либо двумя рвами и валами, внешними и внутренними. Или же лагерь устраивали на островах, например посреди непроходимых болот, с одной-двумя тайными тропами
[326].
Викинги на своих и ближних берегах
Тема, которая рассматривается ниже, — это путешествия и грабежи оседлых скандинавов в пределах родного региона и ближайшей округи, что для немалого их числа являлось вполне обычным делом. Такие ближние пиратские набеги нередко имели своей целью еще и месть. Не случайно Балтийское море получило у восточных европейцев, у арабов (Аль Бируни) и в русских летописях название моря Варяжского — по господствующим там варягам-викингам. Адам Бременский называл Балтийское море «варварским» и «скифским».
И семейные мужчины, и весьма часто — молодежь устраивали морские набеги. Для многих скандинавов пребывание в викинге, грабежи, битвы, захват земель, переселение на новые земли, зачастую вместе с семьей, крещение там (вместе с дружиной), длительная служба у иноземных государей, даже образование в чужих странах своих политических анклавов или целых государств были образом жизни. И если в очерке об эпохе викингов речь идет о путешествиях и захватах таких викингов-«морестранников» на просторах Европы, а основные представления и факты почерпнуты из континентальных хроник, анналов и русских летописей, то данный очерк преимущественно опирается на саги. И разговор о пиратстве в этом очерке имеет целью дать представление главным образом о том, как отразили саги именно относительно целевые, кратковременные, эпизодические морские походы, которые были важным вспомогательным занятием многих хозяев. Характерно, что саги уделяют свое внимание именно пиратским действиям в ближних водах, преимущественно на Балтике, а не в отдаленных регионах. Эти ближние набеги имели целью только грабеж, а не завоевание новых, тем более удаленных земель.
И я хотела бы снова подчеркнуть, что в сагах они выглядят как часть повседневной жизни скандинавов.
Прежде всего следует еще раз отметить, что в ближние походы ходили далеко не только скандинавы, пиратством успешно занимались и другие жители побережий Балтийского моря. С ними скандинавы постоянно враждовали, то сами подвергаясь их набегам, то сражаясь с ними, то облагая их данью, то просто немилосердно грабя. Главным образом это были жители восточного берега Балтики и прилегающих к нему островов и полуостровов — курши («куры»), квены, эсты, карелы, финны и др.
[327] В сагах упоминаются, в частности, своеобразные финские лодки, сшитые из шкур и скрепленные жилами и кусками прутьев. Они были быстроходными и вмещали до 12 гребцов.
Финнов саги описывают как жестких воинов. Захватив судно противника или напав на побережье, они могли убить и ребенка, что у скандинавов считалось «постыдным поступком», хотя сами скандинавские викинги придерживались этого морального запрета совсем не всегда. Упоминаются в сагах и как находники, и как, в свою очередь, объекты грабежа не менее воинственные венды — полабские славяне, которые обитали на южном побережье Балтийского моря и чуть позднее, в XI–XIII вв., создали свое государство. Отголоски их набегов на берега Дании и упоминание о «земле вендов» можно обнаружить в средневековой датской балладе «Утренний сон девушки». Там рассказывается о том, как венды осаждают скандинавскую крепость, чтобы взять в плен девушку и привезти ее в жены своему королю
[328].
Наряду с этим саги свидетельствуют, что многие их персонажи, тот или иной бонд в молодости ходил в викинг, был викингом. Отправившись в викинг, скандинав переживал множество приключений, получал раны и увечья, а нередко и находил гибель в морской пучине или в сражениях на суше. Но всех их влекла надежда добыть славу и разбогатеть, что было вполне возможно. Вот что говорится, например, об Энунде, который был «великим викингом» середины IX в. На пяти кораблях он с товарищами ходил на Гебридские острова, промышлял у берегов Ирландии и Шотландии; проведя там зиму и три лета, они затем вернулись домой
[329]. Похожим образом обстояло дело и с героем «Саги о Хёрде и островитянах», который 15 лет пробыл в чужих краях, а в 30 лет вернулся домой, добыв «большое богатство и славу»
[330].
