Жена была хозяйкой дома и, согласно уже ранним областным законам, в известном смысле как бы самым важным доверенным лицом бонда. Она смотрела за хозяйством, в отсутствие мужа вела дела полностью, держала ключи от всех помещений гарда, распоряжалась слугами, давала мужу советы. Между ней и мужем существовало очевидное и естественное разделение обязанностей при ведении домашнего хозяйства. Но и в теории, и на практике в супружеских отношениях приветствовалось, если жена была покорной мужу как самому главному распорядителю в семье и в домохозяйстве, представителю семьи на тингах и воину. В «Саге об Эйрике Рыжем» (гл. IV) имеется пример того, насколько покорной надлежит быть хорошей жене. Так, однажды во время ворожбы требовалось спеть необходимую для такого дела ритуальную песню. Ее знала лишь одна из присутствовавших женщин, но она была христианкой и сказала, что ей такие песни петь «не пристало». Однако муж настаивал, «и она сказала, что сделает, как он хочет», рискуя таким образом навлечь на себя Божий гнев.
Из того, что говорилось в этой части и в предшествующих очерках, уже ясно, что права замужней женщины были ограничены, но они имели место. Она не распоряжалась отчуждением имущества, но в ряде случаев по брачному контракту имела недвижимость «на половинных началах» с мужем. Именно на таких началах зять Снорри сына Стурлы получил хутор в приданое за его дочерью
[578]. В сагах практически нет сведений о завещаниях замужних женщин: завещания исходили лишь от мужчин. Однако обычное право содержит четкие предписания о том, кто и что имеет право наследовать после замужней женщины. Родовая недвижимость вроде бы строго сохранялась в пределах рода, однако, если у человека была только дочь, его недвижимость наследовала она. В суде от имени замужней женщины обычно выступали муж, отец, брат, при их отсутствии — другой ее родич-мужчина либо уполномоченный семьей человек. Но за свои проступки женщина отвечала сама. Согласно записанному обычному праву, без согласия мужа женщина (так же как слуга или подмастерье!) могла что-либо купить без дозволения главы домохозяйства не более чем на 1 эре и даже говорить от своего имени и за своих детей, только если приказывал (дозволял?) муж. Если женщина приносила в приданое долю в родовой недвижимости, менять или отчуждать в другой форме эту собственность муж не мог без согласия ее семьи.
И хотя на практике ее властные полномочия были даже шире, чем предписывал обычай, в основном мир женщины, в котором она могла играть — и играла — значительную роль, по преимуществу определялся рамками усадьбы, семьи, детей. В обществе ее контакты осуществлялись главным образом через мужа (отца, брата, опекуна и т. д.), ее социальная роль вне гарда была ограниченной. Муж, под мундиум которого она переходила после свадьбы, представлял ее интересы в отношениях с третьими лицами. В то же время в сагах проскальзывает сведение о том, что женщина могла платить вергельд из своего имущества. С середины XIII в., судя по законам ярла Биргера, о которых упоминается в «Хронике Эрика», имущественные и личные права женщины (в частности, в Швеции) существенно расширились, хотя ее общее положение низводилось христианством на более низкий уровень.
Женщины не могли выступать свидетелем и защитником в суде, выступать на тингах, а лишь сопровождали туда отцов и мужей. Они не выполняли жреческие функции, хотя участвовали в отправлении религиозных обрядов. Если женщина наследовала религиозно-судебный округ-годорд, она была обязана передать его какому-нибудь мужчине из этого годорда
[579].
Женщина имела социальный статус своего отца, а после замужества — супруга. За нарушение ее прав выплачивался штраф. Сурово наказывалось оскорбление женщины. Во время столкновений между мужчинами женщин, как правило, не трогали: воевать с женщинами считалось постыдным деянием. Хотя сами женщины частенько не упускали случая, когда было уместно и необходимо, поддержать своих мужчин и в сражении!
Положение вдов и разведенных женщин было в этом (как, впрочем, и во многих других случаях) более независимым. На практике, однако, и замужняя женщина в повседневной жизни была несравненно смелее, чем предписывал обычай.
В «Поучениях Высокого» мужчинам советуют никогда не верить «словам девы» и «тому, что говорит женщина». Однако в сагах не только девушки на выданье, но и женщины во многих случаях вынуждали женихов и мужей с собой считаться и даже позволяли себе командовать ими, унижать их, толкать на рискованные действия, побуждать к совершению кровной мести и т. д.
Молодость и первый, неудачный брак Турид, одной из дочерей Олава Павлина, а по матери — внучки скальда Эгиля Скаллагримссона, описаны в «Саге о людях из Лососьей Долины» (гл. XXX). А в «Саге о битве на Пустоши» (гл. XXVI), где речь идет о событиях рубежа X–XI вв. (сама битва произошла в 1014 г.), рассказывается дальнейшая история Турид: эта женщина, вздорная, злобная и неумная, стала женой славного Торбьёрна, которого она ни во что не ставила. Когда однажды во время трапезы она брякнула на стол чан чуть ли не с помоями, за что муж начал ее колотить, Турид принялась громогласно поносить его на чем свет стоит и даже швырнула в него недозрелым сыром. Все это расстроило Торбьёрна до такой степени, что он заплакал и ему стало чудиться, будто их дом разрушился и все они оказались заваленными землей
[580]. Несчастный муж, который, кстати, умел слагать стихи, прочитал о своем горе вису
[581]. В другой висе (№ 4) из этой саги повествуется о том, как Турид подстрекала сына Барди отомстить за смерть старшего брата Халля; как вместе с мясом кинула на стол три камня и, окончательно придя в бешенство, грубо ругала сына, крича, что если он не отомстит за брата, то будет «выродком».
Конечно, муж далеко не всегда спускал жене грубость и даже шалость, если в ней проявлялось неуважение к нему. В «Пряди о Снэбьёрне Борове и Халльгерд», события которой относятся к середине X в., описан случай, скорее всего, неординарный. Муж и жена, оба происходившие из знатных родов, поженились и жили не любя друг друга. Когда однажды муж собрался в торговое плавание, жена вместо того, чтобы приготовить все необходимое для совместной поездки, села на постель и принялась молча расчесывать волосы, а «на неоднократные призывы мужа» не отзывалась. Рассвирепев, муж намотал ее волосы себе на руку, но она все равно не встала. Тогда он отрубил ей голову, вышел из дома и уехал. Вира за такое преступление не бралась: платили только жизнью за жизнь
[582], так что начались длительные и сложные распри, в которые было вовлечено много исландцев. Эта жуткая история описана в висах, которые приписывались скальдам Халльбьёрну Оддсону и Стюрбьёрну. Там, в оправдание случившегося, от имени жестокого мужа говорится, что его «жжет (режет) горе в сердце», но, как выясняется из этих стихов, не потому, что он убил жену, а из-за того, что его «одетая в лён» жена делала из него «дурака»
[583].
