Для профилактики срыва я обучаю аддикта контролировать признаки влечения:
♦ мысль о безопасности однократной «пробы»;
♦ убежденность в неспособности к какой-либо деятельности, чувство лени;
♦ безосновательное чувство обиды;
♦ немотивированные вспышки гнева;
♦ приятные воспоминания о состоянии «прихода» при полном забвении «ломок»;
♦ антипатия к людям, пытающимся удержать от потребления ПАВ;
♦ необоснованные упреки родным в своих бедах;
♦ симпатия к компании наркоманов и продавцам наркотиков.
Глубинные конфликты, лежащие в основе болезни, я прорабатываю в психоанализе, учитывая ранимость пациента, постоянную угрозу рецидива и прекращения лечения. Пациент должен быть способен развить позитивный перенос и воспринимать аналитика в качестве «хорошего объекта». При этом контрперенос затруднен агрессией, порождаемой бесконечными и ненасытными оральными фантазиями пациента, так что терапевт подвергается постоянной опасности дать слишком мало или слишком много. Терапевтический процесс я направляю на осознание функции токсичных объектов и связанных с ними фантазий, на отказ от веры в то, что ПАВ являются самыми надежными объектами, и на готовность заменить их аналитиком, а затем – значимыми другими. Помогаю больному выявлять, осознавать и преодолевать саморазрушительные защиты, которые он использует для маскировки или отрицания собственной уязвимости. Из-за глубокого расстройства объектных отношений наркоманы чрезвычайно болезненно реагируют на прерывание и тем более – на смену терапевта. Эту и ряд других проблем удается решить с помощью групповой терапии.
Стационарные формы лечения и реабилитации показаны наркоманам с психическими расстройствами, пациентам, не способным пребывать в ремиссии даже короткое время, а также тем, кто проживает далеко от больницы или в тяжелых бытовых условиях – например, в семье наркоманов. В наркологическом стационаре обычно применяются традиционные методы отечественной психотерапии.
Рациональная психотерапия – разъясняются причины болезни, больному указывается на зависимость между неправильным пониманием ее причин и динамикой болезни, предоставляется информация о прогнозе болезни, способах и эффективности лечения.
Гипносуггестия – терапевтические внушения в трансовом состоянии сознания, направленные на усиление мотивации к лечению, мобилизацию психологических ресурсов, укрепление уверенности в выздоровлении, профилактику рецидива.
Эмоционально-стрессовая психотерапия – активное рационально-эмоциональное воздействие, направленное на подчинение депрессивных и ипохондрических мотивов духовным, социальным и семейным.
Аутогенная тренировка – самовнушение лечебных формул в бодрствующем состоянии сознания на фоне мышечной релаксации.
Наркопсихотерапия – терапевтическое внушение в гипноидном состоянии сознания, вызванном введением тиопентала натрия, гексенала, барбамила и тому подобными средств.
Игровая психотерапия и терапия творчеством – участие в ситуационных ролевых играх и обсуждении произведений литературы и искусства, создание собственных работ.
Коллективная психотерапия – терапевтические беседы с врачом, обсуждение биографий и историй болезни, использование элементов групповой динамики.
– Как будет выглядеть человек будущего?
– У него будут маленькие и слабые руки, так как за него все будут делать машины; маленькие и слабые ноги, так как он будет только ездить; крохотный желудок, так как питаться он будет одними пилюлями, и огромная голова, так как он все время будет думать, где же достать эти пилюли…
Щит для подростка
Наркоманами чаще всего становятся подростки из неблагополучных семей. Вариантов несколько: жестко регламентированная семья, скандальные родители, живущие вместе разведенные родители, неполная семья. В большинстве случаев в семье аддикта имеется аутсайдер, например, нелюбимый или болезненный ребенок. Слабые явно или скрыто объединяются против сильных. Ребенок может обладать большими правами, чем другие члены семьи.
Члены семьи преувеличенно заботятся друг о друге, но эмоционально обособлены. Родители соперничают между собой. Они не уверены в себе, принципиальны, но противоречивы и непоследовательны. Каждый родитель требует то одного, то противоположного, к тому же их требования исключают друг друга. Часто слова расходятся с тем, что скрыто ожидается. Например: «Будь самостоятельным, но слушайся меня – конечно, если ты меня любишь».
Е. М. Симонова (2001) описывает три типа матерей химически зависимых детей:
1) «мама-девочка» сохраняет дозамужние интересы и безразлична к ребенку;
2) «мать-героиня» организует лечение членов семьи, страдающих алкоголизмом, и нередко сама начинает лечиться от наркомании вместо своего ребенка;
3) «мать-страдалица» самоотверженно борется с неисчислимыми проблемами семьи, одновременно усугубляя их (например, «из жалости» дает сыну деньги на героин).
Отцы этих детей также представлены тремя типами:
1) «отец-герой», лишающий ребенка ответственности за его аддиктивное поведение;
2) агрессор, жестоко наказывающий ребенка за аддиктивное поведение, нередко сам страдает алкоголизмом;
3) «отсутствующий отец» – разведенный, двоеженец, тихий алкоголик, работоголик.
В семьях наркоманов все говорят, думают и рассуждают на одном уровне, а взаимодействуют, чувствуют, переживают – на другом. Именно это может фиксировать наркотизацию подростка (Березин, Лисецкий, Назаров, 2001). Подросток часто вовлекается в аддиктивный процесс из-за стремления к бунту. Его отношения с окружающими становятся все более болезненными, сопровождаясь учащением случаев спровоцированного, условного (в наказание) или абсолютного отвержения.
Цепочку наркотического поведения могут запускать:
♦ недоверие и подозрительность, тотальный контроль;
♦ конфликтность и агрессивность со стороны родителей;
♦ упреки подростка в неблагодарности и слабоволии;
♦ вербальные и невербальные сообщения, подчеркивающие вину подростка за происходящее;
♦ приписывание ответственности и вины за наркоманию исключительно подростку или другому родителю;
♦ чувство вины родителей перед подростком и друг перед другом;
♦ патологическая лживость, манипулирование самыми святыми чувствами, обидчивость со стороны подростка;
♦ непоследовательность в ожиданиях, выражающаяся то в уверенности в успехе терапии и реабилитации, то в высказываниях о бесперспективности и бесполезности терапии, фатальной обреченности подростка.
