— Представить можно что угодно, — вздохнула
сестрица. Чтобы отвлечь себя от неприятных мыслей, мы с удвоенным рвением
взялись за работу. Расчищали фундамент от грязи, а из головы моей не шли мысли
о подземных ходах, не одном, а многих, если историческая справка верна. —
Выходит, дом наш стоит на месте бывшего храма, — точно читая мои мысли,
заметила Мышильда. — И нижние камни фундамента вполне могут быть аж
шестнадцатого века.
Мне в это как-то не верилось, но я все равно кивнула и
высказала волновавшую меня мысль:
— Здесь может быть еще один ход или два. А может, и
три.
Сестрица распрямила спину и застыла, опершись на лопату.
— А почему вредитель роет ближе к флигелю?
— Потому что у него неточная карта, он не знает, где
зарыты сокровища.
— А мне вдруг пришло в голову вот что: во флигеле когда-то
была людская кухня.
— И что? — насторожилась я.
— А вдруг дед или сам прадед что-то перепутали.
— Вряд ли, — усомнилась я. — О флигеле в
семье никогда и речи не было. А прадед хоть и допился до белой горячки, но не
мог быть таким идиотом, чтоб все бездарно перепутать.
— Это еще вопрос, — тягостно вздохнула сестрица.
— Ладно, — попробовала я утешить ее и себя. —
Давай разберемся с одной кухней, а потом переключимся на другую.
Мы с энтузиазмом взялись за лопаты. Где-то через час к нам
присоединился Михаил, решив поработать перед обедом. Покончив с холодцом,
пришел и Евгений, и дело пошло быстрее. К обеду мы окончательно освободили всю
территорию фундамента от грязи и даже попытались сориентироваться, но, подумав,
отложили это на послеобеденное время.
— Пить не буду, — шепнула испуганно Мышильда,
завидя застенчивую улыбку Евгения.
— По маленькой, — вздохнула я и выдала деньги,
хозяин удалился, а Михаил стал собирать на стол. Вообще эти двое неплохо
уживались. Может, Михаилу не стоит возвращаться в родной город и попробовать
попытать счастья здесь? Заодно бы и квартирный вопрос разрешился.
У крыльца затормозила машина, и на кухне появился
Иннокентий. Он прямо-таки горел нетерпением и потому начал с порога:
— Елизавета, где ты откопала этого типа?
— Которого? — удивилась я.
— Краснова.
— Я его не откапывала, — с легкой паникой в голосе
заметила я.
— А откуда он вообще взялся? — насторожился
Иннокентий. Я незамедлительно перешла в атаку:
— А что такое? Скажешь ты, наконец, что узнал, или
будешь мне допрос устраивать?
— Лизок, я хочу понять, с чего ты вдруг
заинтересовалась этим типом.
— Я думаю, он возлюбленный Ленки, последней хозяйки
нашего дома.
— И что? — не понял Иннокентий.
— И то, — разозлилась я. — Надо знать, с кем
дело имеешь.
Бывшего мужа это не убедило, но с расспросами он отстал и
начал излагать факты.
— Краснов Иван Петрович, по кличке Боцман, в настоящее
время находится в розыске.
— А Мотыль? — брякнула я. Иннокентий удивленно
поднял брови, потом все-таки ответил:
— Мотыль, иначе Павлов Алексей Сергеевич, — хозяин
развлекательного комплекса «Карусель», кстати, расположенного неподалеку отсюда
в центре города. О Тулине Иване Павловиче узнать ничего не удалось.
— А о Ленке? — спросила я.
— О какой Ленке? — растерялся Иннокентий. —
А… Бывшая хозяйка… Сожительница Краснова. Он неоднократно привлекался к
уголовной ответственности и втянул ее в свои темные делишки. В настоящий момент
Сиротина Елена Гавриловна отбывает срок в исправительно-трудовой
колонии. — Иннокентий передохнул немного и спросил:
— А теперь скажи, зачем тебе эти сведения?
— Для общего развития. Я же сказала, надо знать, с кем
имеешь дело.
— Да, но Краснов-то здесь при чем?
— Может, ни при чем, — пожала я плечами.
— Кстати, мой интерес к этим людям вызвал в
соответствующих инстанциях недоумение, мне пришлось объяснять, зачем мне эти
сведения…
— И как ты объяснил?
— Сказал, что речь идет о наследстве и я специально
прибыл сюда, чтобы разыскать предполагаемых родственников.
— Молодец, — похвалила я, но Иннокентий никак не
желал отвлечься от неприятной для меня темы и опять начал:
— Все-таки мне не совсем понятно…
— А вот и Евгений Борисович, — громко и с особой
радостью возвестила сестрица.
— Ни слова о деле, — заговорщицки прошипела я на
ухо последнему и села за стол. Но отвлекаться он не желал, нетерпеливо
поглядывал в мою сторону, и чувствовалось, что, как только обед закончится,
вопросы возобновятся. Следовало Иннокентия Павловича опять куда-нибудь
отправить с серьезным заданием. К концу обеда я смогла его придумать. —
Иннокентий, — сказала я, глядя ему в самые зрачки, — мне чрезвычайно
неловко так загружать тебя…
— Лиза, — перебил он, — мое время, точнее
сказать, вся моя жизнь в твоем распоряжении.
— Благодарю, — прошептала я, уронив скупую слезу.
Иннокентий торопливо сжал мою руку, а Михаил Степанович вдруг грянул «Шумел,
гремел пожар Московский…». Евгений испуганно подпрыгнул и, схватив поллитровку,
прижал ее к груди. Убедившись, что Михаил Степанович ничего не замышляет, а
просто у человека настроение и он поет, Евгений поставил бутылку на место,
блаженно улыбаясь, дослушал куплет и, прошептав: «Чистый Шаляпин», окончательно
угомонился, то есть расслабился и даже рискнул подпеть тихо и чрезвычайно
фальшиво.
— Вот так, друг, — громыхнул Михаил Степанович,
обняв хозяина после окончания песни. — Талант в землю не зароешь.
— Что да, то да, — согласно закивал Евгений и
привалился к плечу новоявленного друга. Посидев так минуту в полном блаженстве,
они перевели взгляд на бутылку и маетно вздохнули.
— Вы б, Михаил Степанович, водочкой не увлекались, —
влезла сестрица. — Вам еще сторожить. И фундамент-то вынесут, прости
Господи…
— Я свое дело знаю, — обещал Михаил, — и
попрошу, Марья Семеновна, меня не учить.
