— Да мы о разных пустяках болтали.
— Так-так, — я ядовито улыбнулась. — Сидит на
лавке с каким-то хмырем и все на свете забыла. Между прочим, ты ему по колено.
— Подумаешь, высокие мужчины любят маленьких женщин.
Между прочим, это выглядит эротично.
— Не бери в голову, ты эротично не выглядишь. Это раз.
Не думаю, что он вдруг и навсегда полюбил твои небесные черты. Скорее вынюхивал
да выспрашивал. Мало нам головной боли от братца, так еще этот.
Мышильда вроде бы обиделась.
— Конечно, если мной мужчина интересуется, так
непременно из корысти. Только тебя бескорыстно любят.
— И меня с корыстью, возьми хоть предпоследнего, к
примеру.
Мы вздохнули и с сочувствием посмотрели друг на друга. От
мужиков сроду не было ни малейшего проку, одно беспокойство.
— Пока ты соловья слушала, — вздохнула я, —
мне пришлось мясом кверху выворачиваться для общего дела.
Я коротко пересказала Мышильде свой разговор с Сашкой.
Сестрица, выслушав, задумалась.
— Дела… Макс этот нам вовсе ни к чему, а если до сокровищ
дело дойдет, такие типы и ограбить могут.
— Уже ограбили, — хмуро замет ла я, подбираясь к
главному.
— Как это? — испугалась сестра.
— Мумию мы нашли, а за нее награда положена. Ты что,
слушала невнимательно?
— Внимательно я слушала, и что с того?
— Деньги по справедливости наши.
— Какие?
— Те, что они за нашу мумию получили. Уж половина точно
наша.
Мышильда почесала нос, пот ухо, потом грустно сказала:
— Это незаконно.
— Вот только не волнуй меня, — начала я
нервничать. — Бандитам у честных людей мумию из-под носа уволочь —
законно, а нам причитающиеся денежки вернуть — незаконно. Странные какие-то
законы, мне такие не нравятся.
— Законы не для того, чтобы нравиться, а для того,
чтобы их соблюдать, — с тоской заметила сестрица и, конечно, была права.
Мышильда всегда права, коли речь заходит о законах, тут и говорить нечего.
Немного подумав, я предложила компромисс:
— Тебе незачем соваться в это дело. Будем считать, что
оно сугубо личное, то есть мое.
— Завелась, да? — нахмурилась она. — Вот так
всегда. Коли есть у человека семья, так нет покоя. Ладно, допустим, есть закон
и есть справедливость, можно поступить незаконно, но справедливо и как-то с
совестью поладить.
— Я со своей всегда лажу, — заметила я.
— Ну и я научусь. Следующий вопрос: с чего ты взяла,
что деньги за мумию у них?
— А где им еще быть? Глупо отдать ценную вещь и не
взять деньги сразу. Потом их могут не захотеть платить. Разве не так?
— Пожалуй, так, — согласилась сестрица. — А
Сашка тебе не сказал, получил он деньги или нет?
— Он этот вопрос так аккуратненько обошел, что мне
стало совершенно ясно — получил. Я просто уверена, они у него здесь, то есть в
доме.
— И как ты намерена их заполучить?
Я вздохнула несколько обиженно:
— В конце концов, ты тоже могла бы предложить
что-нибудь путное.
— Приставить к его затылку пистолет и «бабки»
потребовать? Так у нас и пистолета нет, а потом, угроза с применением
огнестрельного оружия… — Мышильда скривилась.
— Да, не годится, — согласилась я. Мы еще немного
потосковали и решили выпить чаю. Однако чайник, а с ним и ведра оказались
пусты. Идти на колонку среди ночи не хотелось, и мы отказались от идеи пить
чай. Пустые ведра вызвали воспоминания о Евгении Борисовиче, который с этими
самыми ведрами стоял прошлой ночью на крыльце в одном исподнем. —
Пожар, — восторженно прошептала я. А Мышильда нахмурилась:
— Где?
— На этой улице до смерти боятся пожаров. А если дом
загорелся, что ты будешь делать?
— Выскочу, вот что, — еще больше нахмурилась
Мышильда. Как я уже говорила, соображает она иногда туго, но сейчас это было
извинительно.
— Правильно, Марья Семеновна, — кивнула я. —
Выскочишь, прихватив самое ценное.
Мышильда поднялась и зловеще спросила:
— Что будем поджигать?
Через десять минут мы шастали возле дома номер одиннадцать,
который тонул во мраке. Ни в одном окошке свет не горел, и это позволяло
надеяться, что враги крепко спят. Но все равно двигаться мы старались тихо и
ничем не хрустеть.
— Поджигать надо возле кухонного окна и двери на
веранду. Выйдет так, что с двух сторон занялось, впечатление должно
произвести, — шептала я. Мышильда закатила глазки:
— Поджог, плюс разбойное нападение… с ума сойти.
— Да брось ты, — утешила я. — Ты поджигаешь,
я нападаю, и выйдет-то лет по пять.
— Не смешно, — сестрица погрозила мне
пальцем. — Закон шуток не любит.
— А я не люблю, когда меня обкрадывают. Мумию нашли мы
и по справедливости…
— Замолчи, Христа ради, — скривилась Мышь и
вздохнула:
— Неуж правда дом подпалим?
— Зачем это? Разведем костры, только посолидней.
Пришлось изрядно попотеть, чтобы натаскать сухих веток и
досок со двора Евгения. Тут Мышильда вспомнила, что у соседей со стороны кухни
целая поленница дров. Зачем она им, если отопление газовое? Мы решили, что
незачем, и дрова свистнули. Дело пошло быстрее.
— А загорится все это? — усомнилась сестрица,
глядя на огромный дровяной шалаш, устремленный в поднебесье.
— Еще как загорится, — порадовала я ее. —
Теперь слушай: оба костра зажигаем одновременно. Я остаюсь здесь сторожить
Сашку, а ты бежишь к нашему дому, будишь Евгения и орешь «пожар». Да, на всякий
случай возьми в доме ключи от машины и оставь в замке зажигания.
— Думаешь, придется уходить? — всполошилась
Мышильда.
— Не думаю, но на всякий случай сделай. Все поняла?
— Поняла, поняла…
— Тогда начали.
— Что, вот прямо сейчас?
— Конечно, — удивилась я. — Как-то это не
по-людски, Лизка, — покачала головой сестрица. — Люди-то к ограблению
годами готовятся… и то засыпаются.
