— Оттого и засыпаются, что долго готовятся, —
наставительно заметила я.
— И все-таки дела так не делаются, — покачала она
головой и извлекла из кармана коробок спичек. А я растворилась в предутреннем
мраке и возникла вновь возле крыльца. Костер разожгла с первой спички,
припомнив пионерский опыт. Пламя весело скакнуло вверх, а я поднялась на
крыльцо и замерла, привалившись спиной к стене слева от двери. И стала ждать.
Костер горел, стремясь подняться к небесам, звезды
окончательно померкли, а ничего не происходило. Улица, смертельно боявшаяся
пожаров, на новоявленный пожар реагировать никак не желала. Криков «караул»,
«горим» я тоже не слышала, и это начинало действовать на нервы. Чем там,
интересно, Мышильда занимается?
Как выяснилось позднее, Мышильда занималась следующим:
прокралась в дом, нашла ключи и подготовила «Фольксваген» к возможному бегству.
После чего, уже не таясь, прошла в кухню и, разбудив Евгения Борисовича,
тревожно поинтересовалась:
— Евгений, вроде дымом пахнет…
Евгений повел носом и, сказав протяжно: «Не-а», вновь
завалился на диван. Тут мудрая Мышильда подошла к окну и ахнула:
— Батюшки-святы, да у соседей дом горит…
Евгений подскочил к окну, охнул, ахнул и схватился за пустые
ведра.
— Караул! — заверещал наш хозяин очень
выразительно, жаль, что его никто не услышал, в том числе и мои супруги,
почивавшие по соседству. Забыв на этот раз не только обуться, но и одеться,
Евгений кинулся к колонке и уже в полную силушку взвыл:
— Горим! — А вслед за этим зачем-то:
— Караул, грабят!
Видимо, потому, что информация выглядела противоречивой и
граждане не сразу поняли, что же происходит на самом деле, времени от вопля
Евгения до появления первого гражданина с ведром прошло достаточно, костры
разгорались. По крайней мере, мой полыхал вовсю и в опасной близости к дому.
Языки пламени уже касались стены, краска пошла пузырями, а стена дымилась.
— Они что там, уснули? — разозлилась я, не зная,
что делать — то ли костер тушить, то ли вломиться в дверь и вынести Сашку из
горящего дома. Вместо этого я зычно крикнула:
— Люди, пожар…
Вопль гулко отозвался в городе, мне ответило несколько голосов
из разных частей улицы, и я с облегчением вздохнула: народ проявил бдительность
и пожар углядел.
Тут я с некоторым опозданием сообразила, что народная
бдительность сейчас некстати: ринутся с ведрами, а я здесь у стеночки стою. На
глазах у целой улицы затевать с Сашкой рукопашную очень не хотелось.
— Да что ж вы в доме-то засели, ироды? —
возмутилась я чужой бестолковости, и тут в доме раздались шаги, шум, красочная
матерщина на три голоса, затем дверь распахнулась, и на крыльцо вылетел Сашка с
черным кейсом в руке. — Слава Богу, — сказала я. Левой рукой
ухватилась за кейс, а правой съездила возлюбленному по носу. Он сделал все, как
я хотела — рыкнул неприличное слово, которое в русском языке выражает всю гамму
переживаний от восторга до лютой ненависти. Сейчас оно выражало одновременно
гнев, боль и удивление. Сашка выпустил кейс и ухватился за нос, я легонько
задела его локтем, и он повалился на следовавших за ним соратников.
— Ты не должен был меня обманывать, — возвестила я
и попыталась растаять в тумане, но навстречу мчались добрые люди с ведрами,
криками и вопросами, потому пробиралась я к родному «Фольксвагену» не меньше
пяти минут. Однако парням повезло еще меньше. Жители, до смерти боявшиеся
пожаров, выплеснули по несколько ведер воды на наши костры, те зашипели,
поднялись вверх паровым облаком и исчезли с глаз долой. А в проулке уже
исходили ревом пожарные машины и громким лаем собаки. Веселье кончилось, так и
не начавшись. Возможно, поэтому граждане ухватились за троих моих
преследователей и некоторое время держали их крепко, причем самые ответственные
соседи. Бывшая пионервожатая Татьяна Сергеевна из восьмого дома и, конечно, наш
Евгений, отловив обалдевшего Сашку, пытались вернуть его к жизни посредством
искусственного дыхания. В общем, я могла не особенно торопиться, но во всеобщей
сумятице есть свои отрицательные стороны: я потеряла Мышильду. Вместо того
чтобы тихо стоять у машины, она где-то носилась вместе с гражданами, силясь
кого-нибудь спасти. Тут я заприметила своих врагов, вырвавшихся из рук
доброхотов. Враги приближались, и я развернулась на «Фольксвагене» и помчалась
по дороге. Возле вопящего Сашки притормозила и сказала укоризненно:
— Как ты мог… — после чего скрылась в направлении реки.
Удрать далеко не удалось по двум причинам: во-первых, не
хотелось — без сестрицы в бега не с руки (хотя за Мышильду я нисколько не
переживала, себя она в обиду не даст, тем более каким-то там бандитам), да и
сокровища прадеда все еще хранились в земле (а какой же дурак побежит от
сокровищ?), во-вторых, бежать, в принципе, было затруднительно, потому что у
меня кончился бензин, то есть не у меня, а у «Фольксвагена», но оставить его
посреди чистого поля я не могла. Конечно, подталкивая его сзади, я достигла бы
какого-либо населенного пункта, но, по моему убеждению, машина должна была меня
везти, а не я ее толкать, а свои убеждения я уважала. Одним словом, мы с
«Фольксвагеном» сидели и чего-то ждали. Не скажу, что от места пожара я убежала
далеко, вовсе нет. Если приглядеться, то крыша нашего дома виднелась довольно
отчетливо и даже пустырь по соседству угадывался. Я немного поразмышляла над
тем, виден ли мой «Фольксваген» со стороны дома. Если виден, то сестрица,
должно быть, злится, чего это я добрым людям глаза мозолю и торчу битый час на
голом пригорке. Кто-то из нас двоих все-таки должен был заметить, что бензина в
баке нет. А если сестрица видит меня, то есть «Фольксваген», то не мешало бы ей
организовать экспедицию по моему спасению: отрядить одного из мужей, а лучше
обоих с канистрой бензина и запасом продуктов, потому что из-за этих ночных
переживаний очень хотелось есть.
Я с тоской посмотрела на поле, засаженное клевером. Я
слышала, что он съедобен и даже полезен, но сейчас аппетита почему-то не
вызывал. Справа была река, за рекой город с улицей, на которой ранее жили мои
предки, за спиной мост, точнее мостик, преодолев который я и оказалась в этом
поле, где не было ни дорог, ни заправочных станций, ни телефонов. Мне вдруг
сделалось грустно. Я еще раз взглянула на железную крышу за рекой, вздохнула и
потянулась к кейсу. Награда за мумию не была особенно большой, но и не
выглядела неприлично маленькой. Вполне возможно, что это только Сашкина доля и
тогда относительно скромные размеры извинительны.
