— Говорю, в подземный ход ушел, будь он неладен.
Одно радовало — братец, судя по испускаемым воплям,
пострадал и теперь поостережется нагло шастать по нашему родовому фундаменту.
— Чудеса… — вздохнул Максим и добавил:
— Завтра будем искать.
— Братца?
— Нет, подземный ход.
— А то мы не искали, — хмыкнула я.
Мы выбрались с пустыря и еще немного поболтали у крыльца.
— Все-таки парень ты не путный, — покачала я
головой. — Сначала с сестрицей соловья слушал, а теперь ко мне липнешь.
— Я липну?
— Конечно. А что ты тут делаешь?
— Я домой пошел, — обиделся Максим.
— Вот и иди, — усмехнулась я.
— Ну и пошел. И с сестрицей я соловья не слушал. Просто
хотел узнать, чего вы тут затеяли.
— Еще хуже. Заморочил девушке голову. Улыбался, на
скамейке сидел, девушка виды имеет, а ты обманываешь.
— Что ж мне теперь, жениться на ней, раз на скамейке
сидел?
— Конечно, — удивилась я и гордо исчезла за
дверью.
Мышильда, сунув голову под подушку, фыркала, хихикала и
повизгивала.
— Давно вернулась? — спросила я.
— Ага. — Она села на постели и весело
поинтересовалась:
— Это Макс на пустыре выл?
— Нет, троюродный попался.
— Иди ты… — подскочила сестрица.
— Лежи, — успокоила я. — Ушел, гад, и капкан
унес. Завтра будем ставить новый, я его отучу шастать.
Мы легли и замолчали, но не надолго. Мышильда начала
дедуктивно мыслить, а если на нее такое находит, так просто спасу нет.
— Лизка, слышь, — позвала она. — Что это
братец в капкан залезть удумал?
— Может, он без желания?
— Ага. Не попадал, не попадал и попал.
— Так ведь темно было.
— Тот раз тоже темно было, а он три ямы нарыл, все
возле капкана, и не угодил. А тут угодил.
— Не повезло, — пожала я плечами.
— А вы где были, когда он попался?
— Сидели на фундаменте, на звезды смотрели.
— Рядом с ним?
— Рядом. А что? — насторожилась я.
— Просто смотрели или говорили о чем?
— Говорили о подземных ходах и деньгах, о том, что
Ленкин ухажер там деньги запрятал.
— Тогда ясно, — вздохнула Мышильда. — Вот он
в капкан и угодил. Представь, снует себе каждую ночь человек подземным ходом,
сокровища ищет, и вдруг узнает, что под носом у него лежат огромные деньги.
Я приподнялась и с уважением посмотрела на сестрицу.
— Марья Семеновна, на работе тебя не ценят.
— Ценят, — вздохнула она и добавила:
— Теперь братец на баксы переключится.
— Ну так и неплохо, — ответила я, и мы отошли ко
сну.
Но приключения на этом не закончились. Мне снился здоровущий
таракан, который грозил пальцем и зычно вопрошал: «Ты честная девушка?» — и
норовил укусить меня за нос. Я охнула, открыла глаза и увидела Михаила
Степановича. Склонив ко мне лицо, он шептал:
— Елизавета…
— Вы что, спятили, друг любезный? — не сразу
сообразив спросонья, что ему нужно, поинтересовалась я.
— Нет… то есть не знаю. Елизавета, там кровь.
— Где? — вздохнула я.
— На фундаменте. Я сам видел. Елизавета, на пустыре
совершено убийство.
— А ты что там делал? — разозлилась я.
— Ходил в туалет.
— На пустырь?
— Нет, зачем так далеко? Но когда я возвращался,
отчетливо различил странный шум, похожий на стук, идущий как бы из-под земли.
Стук доносился со стороны фундамента, и я проявил любопытство.
— И отправился взглянуть? — не поверила я.
— Отправился, — обиделся Михаил Степанович. —
Я выглянул в дыру и…
— Что?
— Никого не увидел. И подошел поближе. А внизу на
камнях кровь… Мне так кажется. Яне стал подходить слишком близко…
— И правильно, — взглянув на часы, кивнула я. Часы
показывали без десяти минут пять, и за одно это Михаила Степановича следовало
лишить обеда.
— Михаил, ступай спать, — прошипела я. —
Позже разберемся и с пустырем, и с кровью.
— Елизавета…
— Спать, — сказала я грозно и была не права,
потому что Михаил Степанович послушно удалился, после чего и пропал.
Однако без десяти минут пять я еще не знала, что бывший
благоверный вскоре пропадет, и потому повернулась на другой бок и спокойно
уснула. Двумя часами позже меня разбудила Мышильда.
— Лизка, дождь идет, много не нароешь, — сообщила
она, потягиваясь.
Я выглянула в окно. Действительно шел дождь, нудный,
моросящий. Просыпаться совершенно не стоило, я зевнула и сказала:
— Спим, — но уснуть не удалось. По кухне бродил
Евгений, задевал все предметы обстановки разом и время от времени обращался к
ним с речью. Потом прошелся по дому, хлопая дверями, вышел на крыльцо, затем
пробежался под окнами.
— Чего ему неймется? — удивилась Мышильда.
— Тяжко человеку, — вздохнула я и стала одеваться.
Нашему гостеприимному хозяину надлежало помочь, негоже человеку мучиться.
Я вышла и столкнулась с Евгением Борисовичем. В неизменных
трико и майке он возвращался с улицы, оставляя на полу мокрые следы.
— Елизавета, — сказал он со вздохом, — ты
Степаныча не видела?
— В пять часов заглядывал, страшный сон ему приснился…
— Да? А я диву даюсь, куда он пропал?
— Степаныч на погоду реагирует, — хмыкнула
Мышильда, появившись с террасы. — Сидит на реке и исполняет «Ревела буря,
гром гремел».
