Все это мы узнали несколько позже, а пока Иннокентий
Павлович был послан за Настасьей Филипповной с радостной вестью. Настасья
Филипповна так радовалась, что вскоре на пустыре собралась вся улица, а ее
супруг быстро пришел в себя. Я смогла привести в сознание Михаила Степановича,
а Мышильда материнской заботой Евгения. Вид пропавшей троицы внушал печаль.
Михаил Степанович шептал себе под нос «Я не унижусь пред тобою», Евгений
шевелил пальцами ног и нервно одергивал майку, а участковый, стыдясь и краснея,
разглядывал свои ботинки. Самые бойкие граждане интересовались, каким путем
можно проникнуть в землю обетованную, то есть на склад, а хозяин магазина
«Журавушка», несмотря на воскресный день, уже вызвал бригаду каменщиков.
Столь счастливую развязку испортили представители
правоохранительных органов. На этот раз они появились на трех машинах. Максим
был впереди и выглядел очень рассерженным. Михаил Степанович, завидя милицию,
разом протрезвел и удалился в дом, прихватив Евгения. Мы сочли за благо тоже
удалиться, однако Мышильде на месте не сиделось, и она отправилась на разведку.
Минут через десять вернулась и крикнула с порога:
— Лизка, Сашку увозят!
— А его за что? — удивилась я.
— За что… — фыркнула Мышильда. — Знаешь, как у нас
говорят — был бы человек, а статья всегда найдется. Выйди, парень страдает.
Я бросилась к дому номер одиннадцать. Сашку выводили со
скованными за спиной руками. При моем появлении в рядах милиции наметилась
легкая паника, а Сашка, взглянув на меня, утешил:
— Это ненадолго.
Он сел в машину, а я сказала:
— Не торопись, я подожду.
Коля выглядел еще более углубленным в свой пупок, и тут до
меня дошло, что сейчас раннее утро и ребята скорее всего спали и знать не знали
о бурных ночных событиях.
Помахав на прощание рукой любимому, я пошла собирать вещи.
Пришла пора покидать гостеприимный город предков. От греха, как говорится… Тут
и появился Максим.
— Чего тебе надо? — нахмурилась я, завидя его перекошенную
от гнева физиономию.
— Ты мне по носу съездила и в подземелье закрыла.
Я вздохнула.
— Чуяло мое сердце, что ты темноты боишься.
— И нечего зубы скалить, — прямо-таки рассвирепел
он. — О мумии вы не сообщили, ведению следствия препятствовали…
На мой взгляд, он слишком увлекся, и я позвала Иннокентия
Павловича. Тот послушал, нахмурился, затем расправил плечи, вскинул подбородок
и заявил:
— Елизавета, ты не обязана отвечать на эти дурацкие
обвинения…
— Ага, — обрадовалась я. — Если желаете,
Максим, не знаю, как вас по отчеству, поговорите с моим адвокатом.
Мышильда возникла на крыльце, с любопытством глядя на Макса,
тот вроде бы на нее переключился, но она только рукой махнула.
— Да пошел ты…
Макс выпучил глаза, а я посоветовала:
— Марья Семеновна, покажи ему свою ксиву.
Марья Семеновна сходила в дом и показала. Макс взглянул,
тоже рукой махнул и удалился, поняв, что один против Иннокентия и Мышильды не
потянет. Дело в том, что сестрица уже десять лет стояла на страже закона в
областной прокуратуре, в должности следователя по особо важным делам.
Мы тепло простились с хозяином, пообещав в следующий отпуск
непременно заглянуть к нему, загрузили Михаила Степановича в машину Иннокентия,
чему тот пытался было воспротивиться, но быстро сник и отбыл, а мы с Мышильдой,
устроившись в «Фольксвагене», напоследок прокатились по городу.
— Все-таки они где-то здесь, — глядя на сверкающие
купола древнего собора, заявила сестрица.
— Кто?
— Не кто, а что. Сокровища. Тридцать золотых червонцев…
— Три колье… — подхватила я, но в этот момент нас лихо
обошел белый «БМВ» и мигнул габаритами, приглашая остановиться. Мышильда
вытянула шею, а я притормозила. Из «БМВ» вылез Макс и не спеша пошел к нам.
— А не хило менты живут в этом городишке, —
заметила сестрица. — Если тачка его, конечно.
— Свистнул, наверное, — презрительно сказала я.
Макс открыл дверь и плюхнулся на заднее сиденье, хоть его и не приглашали.
— Сматываетесь? — спросил он, обращаясь ко мне.
— Уезжаем.
— А как же Сашка? Ты вроде бы собиралась за него замуж?
— Я передумала. Заведу собаку. Сказал «всего доброго» и
выметайся.
— У меня есть идея насчет флигеля, — вдруг заявил
он. Мы с Мышильдой разом повернулись и уставились на него.
— Насчет какого флигеля? — уточнила Мышильда.
— Вашего, конечно. Марья Семеновна под трель соловья
мне историю вашего семейства поведала. А я вот все думал: почему ваш троюродный
брат во флигеле копал?
— Да не тяни ты за душу, — разозлилась сестрица.
Максим придвинулся к нам и заговорил:
— Копать надо точно во флигеле. Братец-то прав.
Сокровища там.
— Чепуха, — покачала я головой. — Что,
по-твоему, прадед родному сыну соврал?
— Сыну он сказал правду. Только когда он клад зарывал,
его могли выследить. Химка-ключница, к примеру. И потом перепрятать, сообщив об
этом сыну. Оттого у него план другой и рыл он во флигеле.
Мы переглянулись, а Мышильда тихо сказала:
— У меня еще семь дней до конца отпуска.
— За семь дней мы таких дел наворотим! — заявила я
и стала разворачивать «Фольксваген».
