— За знакомство, — предложил он, покачал головой,
с отчаянием посмотрел в стакан, точно собирался в нем утопиться, и выпил. Мы
тоже выпили и с аппетитом закусили.
— А что, Евгений Борисович, — начала я, —
хозяйка-то ваша где?
— Супруга то исть? Лишился, через пристрастие вот к
этому делу, — — он щелкнул пальцем по бутылке. — Годов семь как
расстались. Сын в настоящий момент служит в армии, долг исполняет. А я вот… —
он вздохнул и окинул кухню затуманившимся взглядом, — мамашу схоронил.
Двадцать пятого числа будет сорок дней. Царство ей небесное…
— Значит, один хозяйничаете?
— Один… как есть. Маятно, мысли всякие одолевают, как
мамаша-то померла. Хотел взять на постой кого, так ведь кто пойдет? Услуги в
огороде, вода в колонке. Газ, правда, природный… А взять пьянь какую — боязно.
Как бы не обчистили.
— Да, с этим надо осторожней, — согласилась я и
предложила:
— Наливай-ка, Евгений Борисович, еще по одной.
— Со всем нашим удовольствием…
Мы выпили, закусили, и наш хозяин поинтересовался:
— А вы по какой нужде-надобности в наши края? Номер-то
на машине не нашенский.
— У нас что-то вроде экспедиции… Дом, что по соседству
с вами стоял, принадлежал нашему с Марией Семеновной прадеду. А в семье
утверждают, что в доме был клад зарыт. Вот мы и решили попытать счастья.
Конечно, кому попало об этом болтать бы не стали, а вам, хозяину то есть, как
на духу. И на помощь вашу рассчитываем.
Мышильда вытаращила глаза и даже под столом ногой меня
пнула. В ответ я тоже пнула ее, она глухо застонала и закатила глазки.
— Клад? — протянул Евгений Борисович и
усмехнулся. — А что, может, и есть. Домом этим тьма народу интересуется.
Вот только давеча были. Осматривали. А чего увидишь? Крапива да терновник…
Мы с Мышильдой переглянулись.
— А что за люди были?
— Поди разбери. Может, родственники ваши? — хитро
прищурившись, спросил он.
— Никак не может быть, — заверила я. — Все
наши отсюда отчалили, конечно, те, кого Бог не прибрал. Мы ведь из купцов, а
мода на них после революции прошла, вот и перебрались все на новое место, где
заделались пролетариями.
— Ясно. Может, каким макаром вызнали про клад и шарят…
— Он перегнулся через стол ближе к моему лицу и зашептал:
— Народишко-то темный. Из этих… — Евгений Борисович
мотнул головой, указывая весьма неопределенное место. — С такими лучше под
мостом не встречаться.
— Бандиты, что ли? — заговорщицки шепнула Мышильда,
разливая по третьей.
— Думаю, они. По всему выходит… — закивал он. —
Такой народ, что о-го-го. И все выспрашивают: не был ли кто, не интересовался?
А Клавдия из второго дома говорит: милиция шибко интересовалась, и вами,
говорит, тоже. А они ей: ты, говорят, бабка, смотри. Как бы, говорят, тебе в
реке не утопиться. Прямо так и сказали. Клавдия врать не будет, ну если только
самую малость.
— Если им нужен клад, так отчего не роют?
Евгений Борисович задумался, разлил по четвертой, а потом
ответил:
— А вот этого я вам сказать не могу. Может, нельзя им,
может, хранить положено?
— Как-то это не выглядит, — с сомнением покачала я
головой. Он еще немного подумал и согласился со мной. Выпив четвертую, он вдруг
хлопнул себя рукой по лбу и довольно хихикнул.
— Чего вспомнил? — насторожилась я.
— Жилец у соседки. У Аньки Сытиной, из соседнего дома,
то исть из пятого.
— Жилец? — не поняла я.
— Ну. Заселился три дня назад, точно, в четверг
вечером. Наш, местный. Говорит, будто с женой не ужился, вот и встал на постой
к Анне. На работу не ходит, вроде как ищет работу-то, а хозяйка приметила что
он по пустырю шарит. Чего-то вроде бы приглядывает. Я ей сегодня сказал, мол,
гуляет человек, где больше нравится. А теперь, как вы про клад сказали, думаю,
может, и он того… клад приглядывал?
— Надо на соседа взглянуть, — задумалась я. —
Может, действительно кто из наших?
— Наши все на виду и в запое, — покачала головой
Мышь и добавила:
— Только конкурентов нам и не хватало.
Я немного поразмышляла и обратилась к Евгению Борисовичу:
— А пустырь этот чей? Кому принадлежит?
— Так ведь пустырь и есть пустырь, ничейный то исть.
Бросовая земля. Может, кто выхлопочет под строительство. Место у нас красивое,
река рядом, да и до центра рукой подать. Пятнадцать минут ходу, и вот тебе
троллейбус… Хотя богатей к нам не поедут: услуг нет, канализацию и водопровод
проводить надо, а богатеи-то копеечку считают. Так что мне, видать, придется до
смерти с пустырем этим жить в соседстве.
— А давно ли дом сгорел?
— Прошлым летом. В мамашин сороковой день аккурат год
будет. Я эту ночь помню, точно вчера была. В стене с улицы до сих пор след от
пули видно. Можете посмотреть.
— От пули? — слегка обалдели мы.
— От пули, — невероятно обрадовался хозяин. Я
разлила по пятой.
— Рассказывай, Евгений Борисович. Кто в доме жил, и
отчего стреляли.
Мы выпили, закусили огурчиком и уставились на него. Он
довольно ухмыльнулся, покрутил головой и сказал:
