Айвор не делал никакой тайны из своих убеждений, хотя часто слышал за своей спиной колкости. Если бы кто-нибудь рискнул бросить насмешку ему в лицо, он смеялся бы не меньше, а потом, тоже в шутку, надел бы на голову шутнику деревянный буфет. Когда у того перестало бы звенеть в голове, Айвор схватил бы такого человека в охапку и разъяснил, что если не испытываешь твёрдой веры сам, то надо уважительно относиться к чужой.
Его воины могли не верить в Кири-Джолита, но все они верили в самого Айвора. Все они знали, как он удачлив в бою, сотни видели его подвиги на поле брани. Солдаты наблюдали, как барон открыто молится Кири-Джолиту перед каждым сражением, хотя ни одного знамения, что Бог услышал молитву, никогда не было.
— Не должен генерал объяснять каждому кривоногому солдату планы на сражение! Ха-ха-ха! — смеялся Безумный Барон. — И уж конечно, не дело Бессмертного генерала объяснять свои планы мне!
Солдаты, каждый день смотрящие в лицо смерти, страшно суеверные люди. Почти все они носят защитные амулеты вроде кроличьих лапок, заговорённой земли или локона своей девушки. И не один из них шёл в бой, неся под сердцем клочок кожи бизона — животного, посвящённого Кири-Джолиту. По крайней мере, вреда ни от одного из амулетов замечено не было.
К Безумному Барону и направлялись Карамон с Рейстлином, чтобы поступить на службу. Карамон как главную драгоценность носил под одеждой мешочек с рекомендательным письмом от Антимодеса. С этим письмом были связаны все надежды на будущее. Архимаг не стал много рассказывать им о бароне, — в частности, он не упомянул про его прозвище, опасаясь, что это смутит молодых людей.
Поэтому они были весьма удивлены, когда, высадившись на побережье и спросив, как добраться до поместья Лэнгтри, встречали лишь улыбки и понимающее покачивание головой: «Смотри, вот ещё несколько душевнобольных, что едут на службу к Безумному Барону».
— Мне не нравится это, Карамон, — сказал Рейстлин как-то под вечер, когда до замка барона оставалось около двух дней пути. Он только что выслушал прохожего крестьянина, который убеждённо заявил, что Безумный Барон «сделает из них горчицу».
— Слушай, я думаю, он просто пошутил, Рейст, — ответил брат. — Мне кажется, он хотел сказать, что нас ждут тяжёлые испытания при вступлении в отряд.
— Да я понял, что он имел в виду! — раздражённо бросил Рейстлин. Он отвлёкся, чтоб помешать в горшке кроличье рагу. — Я не об этом. Мне не нравится, как все вокруг ведут себя, когда мы упоминаем имя Айвора Лэнгтри. А ты ничего не слышал в городе?
Рейстлин не любил города за то, что каждое его появление там становилось маленьким праздником для местных жителей. Собаки лаяли, дети кричали и показывали пальцами, изображая Рейстлина, кашляющего и судорожно разевающего рот. Поэтому близнецы взяли за правило устраивать лагерь в лесу рядом с дорогой, недалеко от города или деревни. Рейстлин мог хорошо отдохнуть или спокойно пройтись в поисках необходимых ему трав для заклинаний и кулинарии. А Карамон шёл в город за новостями, припасами, а также чтобы убедиться, что они не сбились с дороги.
Сначала Карамон не хотел оставлять брата одного надолго, но Рейстлин убедил его, что любой грабитель, разглядев, как блестит на солнце его золотая кожа и сверкает кристалл на посохе, вряд ли рискнёт приблизиться. К разочарованию близнецов, за всё время поездки им так и не представился случай попробовать свои военные таланты в деле. К тому же у них закончились деньги и они были вынуждены питаться один раз в день, и только тем, что смогут поймать.
— Ну что, готово? — жалобно спросил Карамон у брата. — Я жутко голодный, а кролик уже вроде в самый раз…
— Я только что бросил лук и картошку, а значит, он должен стоять на огне ещё полчаса, — заявил Рейстлин.
Карамон тяжело вздохнул и попытался забыть про урчание в животе, отвечая на вопрос брата:
— Да, кой-чего слыхал. Каждый раз, когда я спрашивал об Айворе Лэнгтри, все начинали улыбаться и всячески шутить, ну, ты знаешь, на тему Безумного Барона. Но вроде бы ничего совсем плохого о нём не говорят.
— Нет, вроде не говорят… — Рейстлин посмотрел на брата с негодованием — он очень слабо доверял наблюдательности Карамона.
— Ну, мужчины улыбаются, а женщины заверяют, что он весьма милый, — продолжил Карамон. — Если это называется «безумен», то многим землям в Ансалоне не мешало бы заразиться каплей такого безумия. Дороги в идеальном состоянии, люди живут в хороших домах и весьма неплохо питаются. Никаких разбойников на дороге, поля просто лопаются от урожая. Вот я и думаю…
— Ты ещё и думаешь! — фыркнул Рейстлин. Карамон не услышал, он замолчал и сверлил глазами котелок, помогая кролику тушиться.
— Так что ты там думаешь? — не выдержал Рейстлин.
— А? Сейчас вспомню… Я думаю, может, они называют Айвора Безумным, так же как мы — Мэггин? Я-то всегда думал, что она с приветом, но ты мне объяснял, что она притворяется больной…
— Симулянтка она, — строго уточнил Рейстлин.
— Да, точно, — кивнул Карамон. — Это то, что я хотел сказать.
Рейстлин смотрел на дорогу, по которой даже к ночи двигались люди — пешие и конные, многие двигались в сторону замка Лэнгтри, туда, где находился главный лагерь барона. Юноша легко различал в толпе затянутых в кольчуги стариков ветеранов, испещрённых многочисленными страшными шрамами и с хорошим оружием в руках. Несколько из них столкнулись на обочине и, узнав друг друга, сердечно обнимались и подбрасывали мечи, чтобы полнее выразить свою радость,
Карамон тоже глядел на них.
— Ты только посмотри! — воскликнул он. — Вот это шрамищи! Когда-нибудь…
— Тихо! — зашипел Рейстлин. — Я хочу узнать, о чём они говорят. — Он даже скинул капюшон, чтоб лучше слышать.
— Да ты неплохо сохранился за зиму, — говорил один из ветеранов, показывая на круглый живот другого.
— Слишком хорошо, — говорил другой, утирая пот со лба, хотя солнце уже почти село и воздух был прохладен. — Провёл зиму между жратвой у Марии и элем в таверне. Так вот, скажу тебе, что моя кольчуга к весне ужалась?
Слышащие это солдаты весело заржали:
— «Ужалась»! Ну, ты сказал!
— Так вот почему так происходит! — огорчённо заголосил другой. — Вы помните осаду под Манстоном, когда мне чуть ли не неделю выпадало стоять в карауле под проливным дождём? Моя кольчуга тоже ужалась, тогда мне так сказал знакомый горняк. Вот вы думаете, почему кузнец макает мечи в воду, когда куёт их? Можете мне ответить? Верно вам говорю, он просто заставляет металл сжиматься!
Воин впился глазами в остальных, наблюдая за их реакцией.
— Держу пари, — сказал один из них, — тот горняк сказал тебе немедленно выбросить старую и севшую кольчугу и заказать новую?
— Естественно, — сурово ответил тот. — Не мог же я предстать перед Безумным Бароном в поношенной и севшей кольчуге.
