– Остальные мертвы, оказали сопротивление и были расстреляны, – доложил разведчик.
– Его в камеру, девушку на поверхность, – велел полковник.
– Нет! – Сергей вдруг осмысленно взглянул вокруг. – Похороните ее достойно!
– Уведите, – бросил Рябушев.
Парень не сопротивлялся, позволив конвоирам поднять его и защелкнуть на руках браслеты наручников.
– Все мертвы? – в ужасе прошептал Женя. Все потеряно. Все напрасно. Он не смог защитить тех, кто доверился ему. Это конец. Мир вокруг перестал существовать, сжимаясь в точку. Звуки стали тише, далекие и ненужные, глаза застилали слезы.
– Андрей, дай нам поговорить наедине, – попросила Марина. Начальник бункера безразлично пожал плечами и вышел за дверь.
Алексеева достала из ящика стола перекись и кусок ваты.
– Не дергайся. Будет немного больно, – предупредила она, стирая кровь со спины пленника.
Женя пришел в себя. Невыносимая утрата отошла куда-то на второй план, душа переполнилась ненавистью и злым отчаяньем.
– Убери руки! Тварь! Сволочь! – крикнул парень, пытаясь вырваться.
– Успокойся! Что бы ты ни думал, я не враг тебе! – воскликнула Марина.
– Ты предала, ты… Ты… – юноша жалко всхлипнул и безвольно обвис на цепях.
Женщина вытащила из кармана платок и осторожно стерла кровь с его лица.
– Потерпи. Тише, дружочек, тише, не надо плакать. Все кончилось, все в прошлом, нужно еще немного потерпеть, – шептала она, уговаривая его, как ребенка.
– Почему… – проговорил Евгений, вздрагивая от каждого прикосновения, как от пощечины.
– Стой ровно, – устало попросила Марина. – Обработаю тебе спину, потом поговорим. Я объясню. Все объясню.
Перекись пенилась от свежей крови, щипала. Женя дергался, когда холодная влажная ватка касалась ран.
– За что? – обреченно прошептал парень, уткнувшись в скрещенные руки лицом. Его разрывали противоречивые чувства. Юноша запутался, не зная, чему верить, на что надеяться. Он мечтал, чтобы женщина объяснила, но в то же время не желал слушать. Легкие касания ее ладоней обжигали огнем, но от них утихала боль. Хотелось высказать предательнице то, что накопилось в душе, но слов не было. Все казалось выдумкой, дурным сном, но оставалось правдой.
– Я не враг, – повторила Марина.
– Ты предала… Предала…
– Я предупреждала тебя. Давала подсказки. Но ты сыграл, как по нотам, – в голосе женщины послышалась грусть.
Алексеева щелкнула ключом. Металлические браслеты наручников раскрылись, Женя пошатнулся, пытаясь удержаться на ногах. Марина поймала его под локоть, не давая упасть, усадила в кресло, налила в стакан воды.
– Ты все знала. С самого начала знала… – зашептал парень, не глядя на нее.
– Более того. Я – автор этой пьесы, – спокойно подтвердила женщина, усаживаясь напротив. Она плеснула в два стакана темной жидкости из графина, подвинула один Жене, залпом опустошила свой.
– Ты меня использовала! – воскликнул юноша.
Марина положила подбородок на скрещенные пальцы, внимательно глядя ему в лицо.
– Я пыталась тебя предупредить. Не верь никому, особенно мне – ты помнишь, сколько раз я тебе говорила это? Но ты продолжал слепо выполнять то, чего от тебя ждали. Записка на полу, в которой было указано время спецоперации по захвату бункера «Метровагонмаш», подписанная Рябушевым. Ты поверил! Я была уверена, что ты разоблачишь такую очевидную глупость. Нет, ты уговорил Сергея увести группу из бункера, ты украл моего ребенка! Идиот! Ты был уверен, что я не в курсе диверсии. Знаешь, меня это позабавило. Настолько явные подсказки совершенно не насторожили тебя, ты почувствовал себя героем, спасителем. Я лично закрыла за вами вентиль гермодвери, когда ты повел ребят на верную смерть. В какой-то момент мне даже стало жалко тебя. Столько усилий – и ты снова и снова ошибался. Ценой многих жизней, увы. Ты погубил моего сына. За это я была готова тебя придушить. Дурак! Ценнейший генетический материал был бездарно потерян. Я видела, как вы ушли к Бабушкинской, знала, что вернетесь назад. Станция давно погибла, ближайшая живая – ВДНХ. Единственное, что я упустила, – куда ты увел людей, когда вы вернулись. В последние дни нам с Андреем Сергеевичем было несколько не до вас, были дела важнее. Собственно, цена твоему упорству – располосованная спина. Прости, я не могла тебе помочь, как бы жалко мне тебя ни было. Полковник отправил группу прочесывать район. Печально, что ребята сопротивлялись, могли бы остаться в живых. Мне очень жаль, что жертвой оказался именно ты. И повторю еще раз – я тебе не враг. Именно поэтому ты еще жив.
Женщина говорила спокойно и безжалостно, и это была страшная исповедь.
– Нет… – простонал Женя, закрывая лицо руками. – Нет…
– Выпей, полегчает.
Парень залпом опрокинул стакан, закашлялся.
– Знаешь, алкоголь помогает легче переживать беды, – усмехнулась Алексеева. – Плохо, что в бункере в Раменках его не было, может, все было бы иначе.
– Побег тоже придумала ты? – тихо спросил Женя, заранее не желая слышать ответ.
– Все, что было после моей беседы с Андреем Сергеевичем, придумала я.
– Но часовые, школа, болото… – обескураженно шептал парень, не веря самому себе.
– С болотом получилась накладка. Полковник не знал, что происходит в этой части города. Но знаешь, я пожертвовала руками, кстати, до сих пор болят, но завоевала твое доверие. Ну и, пожалуй, моя истерика в здании школы. Не сдержалась. И все это сыграло мне на руку. Ты мне поверил. А дальше можно было вертеть тобой, как угодно. Сломанный, несчастный мальчик. Знаешь, я была честна с тобой в какой-то момент, искренне сочувствовала тебе, старалась помочь в меру сил. Мне жаль, что именно ты стал жертвой и марионеткой в этом спектакле. Пожалуй, в спятившем мире ты оказался настоящим человеком. И ты куда лучше меня, лучше Андрея и своего отца – добрый, невинный парень, которому просто не повезло.
Марина тяжело вздохнула. Женя поднял глаза, полные невыносимой муки.
– Нет. Прошу, скажи, что все не так… – с усилием проговорил он.
– Увы, – женщина дернула плечами. Было видно, что ее тяготил этот разговор.
– Но побег…
– Ты не заметил, что в истории слишком много нестыковок? Издержки спешно придуманного плана. Открытая дверь в камеру, караул без сознания – и тут я, супергероиня, уложившая в одиночку трех взрослых мужиков и выбравшаяся из запертой комнаты? – Алексеева горько улыбнулась.
– Нет… – как заведенный повторял парень.
– Полковник сломал тебя. Унизил, измучил, лишил способности критически мыслить. Ты поверил мне. А дальше… Дальше оставалось только подталкивать тебя в нужном направлении. Когда тебя обвинили в поджоге, ты едва не сорвался. Если бы не мой разговор с Егором Михайловичем, он бы поверил тебе. Но я была убедительна. Знаешь, вся моя жизнь была посвящена оттачиванию мастерства виртуозной лжи. И, пожалуй, я даже в какой-то мере горжусь собой, так красиво врать – это уже искусство. Мне очень жаль, что твой отец настолько не любит тебя, что готов был поверить посторонней женщине, а не своему собственному сыну, – печально сказала Марина.