– Ты… Ты – дрянь. Сволочь! – сквозь зубы выдавил Женя.
– Пусть так. Часовые у дверей были в курсе, – спокойно продолжала Алексеева. – Рябушев их предупредил. Когда мы выходили, они лежали лицом в пол и старательно играли свою роль. Полковник сам открыл камеру. Нас сопровождали до школы, гудок был условным сигналом, что мы в безопасности, Андрей Сергеевич выставил охрану. Ты не зря испугался, потом я покажу тебе кое-что, что лучше бы никогда не видеть. Но пока что – о нас с тобой. Мы добрались до бункера. Кстати, я и правда не знала, что за тени бродят в лесу. Теперь я в курсе. Это действительно споры грибов, растущих на стволах деревьев. Им не страшен холод и снег, они живучи, как тараканы. В них содержится наркотическое вещество, наподобие лизергиновой кислоты, оно вызывает галлюцинации, а концентрация такова, что спустя пару минут человек умирает от передоза. На меня эта гадость не действует, а на тебя – за милую душу. Проникающая способность потрясающая. Резина химзащиты разъедается моментально, образуется микротрещина, вещество впитывается в кожу за доли секунды. Тебе повезло, я успела вытащить тебя раньше. Ты был нужен мне как пропуск в бункер. А дальше план приходилось сочинять буквально на коленке. Я была уверена, что Егор согласится уйти в убежище «Метровагонмаша», но тут подоспела гуманитарная помощь. Пришлось отдать их главному записку для Олега Семеновича и искать иной путь, благо Андрей оказался достаточно предусмотрителен, чтобы написать ее на случай форс-мажора. Тогда я решила поджечь бункер.
Каждое слово падало камнем, Жене казалось, что он видит кошмарный сон. Так не может быть. Это неправда. Это все ложь! Марина вновь наполнила стаканы и продолжала говорить. Юноше хотелось зажать уши, не слышать, не знать, но сил к сопротивлению не было.
– Пей, тебе станет проще, – почти сочувственно сказала женщина. – Мне нужна была жертва. Ты был идеальным кандидатом на эту роль, слишком много знал, слишком много думал. Когда ты поссорился с отцом, даже не представляешь, насколько ты облегчил мне задачу. Я тебя пожалела, успокоила – а тебе только это и было нужно. В чае было сильное снотворное. Кстати, часовые тоже его выпили, не подозревая беды. А дальше просто. Вытащить тебя на улицу, залить штаны бензином и сунуть в руку канистру. По моему расчету, ты должен был проснуться, когда все уже выйдут из убежища. Так и получилось. Тебя поймали на месте преступления, даже у Егора не осталось никаких сомнений. Изгой и объект всеобщей ненависти – все складывалось как нельзя лучше. Знаешь, я не такая плохая, Женя. Мне правда было жаль тебя. Я пыталась помочь, всеми силами пыталась. Таскала тебе еду, утешала. Тот разговор ночью… Серьезно, если бы ты меня ударил тогда, мне было бы проще, чем видеть твое отчаянье. Все же я привязалась к тебе, хотя не хочу в этом признаваться даже себе. Думаешь, я не видела, как ты крадешься за мной по коридору? Ты видел, как я выхожу на поверхность, лишь потому, что мне это было нужно. Расшатать твои нервы, вывести из равновесия. Знаешь, двадцать лет в бункере в Раменках научили меня видеть самые сокровенные порывы, иначе я бы не удержалась у руля своего убежища. Записка с совершенно очевидным текстом… Как я надеялась, что ты не станешь паниковать, поймешь, что это все фарс, игра. Ты действительно был мне симпатичен, я надеялась, что ты намного умнее. Я ошиблась. Мне было нужно, чтобы ты увел из бункера самых думающих, самых сильных. Те люди, что пошли за тобой, действительно лучшие, и они так бездарно умерли. И ты сделал это! Я была разочарована. Ни одного неверного шага, идеально, как по нотам, сыгранная роль, которую мы с полковником придумали для тебя. Жаль, что погибают те, кто достоин жить. Я не предусмотрела одного. Ты забрал с собой моего сына. Рябушев был в ярости, малыш был нужен ему для эксперимента. Собственно, за это ты расплатился на допросе. Андрей не мог сдержаться, а я не могла ему помешать. Знаешь, когда я увидела, как собаки утащили ребенка, то вздохнула с облегчением. Эксперименты военных часто очень болезненны, нам ли с тобой не знать, и крошка избежал этой участи. Спасибо тебе. Я любила его отца. Мне было бы невыносимо смотреть, как мальчик страдает, хотя особых чувств к нему у меня не было. А ты идеально сыграл свою роль. Я проводила вас до самого метро, удостоверилась в том, что моя информация верна, Бабушкинская давно заброшена. Потом меня вынудили вернуться, на сутки я потеряла вас из виду. Но расчет оправдался, вы пришли обратно в Мытищи. Мне пришлось долго убеждать Андрея Сергеевича оставить тебя в живых. Не хочу, чтобы ты умирал. Я правда этого не хочу.
– За что? – простонал Женя. – За что? Почему я? Почему?
– Ты оказался не в том месте не в то время. И знаешь, ты единственный, кто не был сволочью во всей этой истории. Мне жаль, что это случилось с тобой, – голос Марины звучал совсем тоскливо.
Юноша смотрел на нее снизу вверх, без ненависти и злобы, его глаза были сухими, страдающими, полными невыносимой боли. Алексеева не выдержала его взгляда.
– Ты еще многого не знаешь, – тихо сказала она. – Идем. Дай руки.
Женя безразлично смотрел, как женщина помогла ему надеть рубашку и защелкнула на запястьях холодные браслеты наручников.
– Прости меня, – сказала Марина и вдруг зарыдала, горько, безутешно. Парень отшатнулся, будто она ударила его.
– Ты плачешь? – прошептал он.
– Ты не знаешь, чего мне стоило предать тебя… Прости меня, прости, прости… – всхлипывала женщина, давясь слезами. – Плачь, кричи, ударь меня, но не принимай все с покорным спокойствием, умоляю тебя! Я не хотела, нет… Но я не могла иначе, понимаешь?
Юноша молчал, не находя нужных слов.
– Почему, Марина? Почему так? – наконец, проговорил он.
– Так лучше для всех. Ради выживания человечества. Прости меня, Женя. Прости, если сможешь. За то, что я сделала, и за то, что ты сейчас увидишь.
Женщина опустилась перед ним на колени.
– Что ты, зачем? Вставай! – парень смотрел на нее со смесью удивления и страха.
– Я виновата перед тобой, – ответила Алексеева, не поднимая головы. – Обещай мне, что ты стойко примешь то, что сейчас увидишь. Обещай!
– Я боюсь, после всего, что произошло, хуже уже не станет…
– Ошибаешься.
Марина встала и вывела пленника за дверь.
В коридоре дежурил часовой, он отдал честь и обратился к женщине:
– Андрей Сергеевич велел сказать, что ожидает вас вместе с заключенным в переговорной.
Алексеева кивнула и потянула Женю за собой. Бесконечные зеленые стены, тяжелые стальные двери, некоторые – с решетками. Это явно были камеры для пленников. Слишком много. У некоторых стояли солдаты, они вытягивались по стойке смирно, когда Марина проходила мимо.
– Ты так и не объяснила, что здесь происходит, – заметил юноша, с трудом успевая за ее торопливыми шагами. – И почему вдруг из жертвы полковника превратилась в его доверенное лицо.
– Увидишь, – бросила женщина через плечо.
– Опять тайны? – мрачно поинтересовался Женя, останавливаясь.
