– Перестань! – воскликнула Светлана, вскакивая с кресла. И добавила тише: – Прости меня. Зря я начала этот разговор. Нам нужно идти.
– Не обижайся, – устало попросила Марина, застегивая пуговицы на рубашке. – Война началась двадцать лет назад и до сих пор не кончилась. Для кого-то это битва за выживание, кто-то борется с обстоятельствами, а для каждой из нас это сражение с самой собой. Идем.
Их прервал стук в дверь. На пороге показался часовой.
– Марина Александровна, ваш заключенный пришел в сознание, просит врача, говорит, что ему очень плохо. Андрей Сергеевич и Геннадий Львович уже в курсе и ожидают вас возле карцера, – доложил он.
Женщина сделала пару шагов и пошатнулась от слабости. Света подхватила ее под локоть.
– Может, тебе не стоит сейчас туда идти? – мягко предложила она.
– Ему плохо. Рябушев отдаст его Доктору Менгеле, если я сейчас не вмешаюсь.
– Может, это выход? Гена, по крайней мере, завершит его мучения, хоть и не быстро. Андрей все равно не позволит мальчишке остаться на свободе после того, как паршивец едва не придушил его и тебя. Ты хочешь, чтобы он гнил в камере, пока не умрет сам? – тихо спросила Света, и Марина передернулась от ее правоты.
– Нет. Так нельзя. Только не Доктору Менгеле. Как угодно, только не ему, – Алексеева сбросила руку подруги и торопливо зашагала по коридору. Мысли о страданиях юноши придали ей сил. Спасти любой ценой. Думать – потом. Сейчас – спасти.
В коридоре перед дверью одной из камер стояли двое часовых с автоматами наизготовку, полковник и Геннадий.
– Ну вот, собственно, и момент истины. Сейчас нужно будет решить, что делать с твоим пленником. Открывайте, что ли, – приказал Рябушев, отходя на шаг назад.
Солдаты приоткрыли створку, взглядам собравшихся предстал каменный мешок, в углу скорчился заключенный. Он выглядел жалко. Спутанные грязные волосы зарывали лицо, окровавленная майка задралась, обнажая его худой, впалый живот, черты лица заострились. Несчастный тихо всхлипывал от боли и бормотал:
– Марина… Помоги мне… Спаси…
Женщина бросилась к нему и упала перед парнем на колени.
– Женя, Женечка, это я, я здесь, с тобой, – шептала она, обнимая юношу за плечи. Она отвела прядь волос с его лица, и на нее глянули полные невыразимой муки глаза.
– Ты пришла. Нет, это бред, тебя не существует, мне все это кажется, – голос пленника звучал жалобно и умоляюще, на растрескавшихся пересохших губах выступила капелька крови.
– Тише, тише, тише, – Алексеева баюкала его, прижимая к себе.
«Я хочу забрать хотя бы часть твоей боли и страданий. Пожалуйста, потерпи, дружочек, ты не один, я с тобой!» – просила она, не решаясь говорить вслух. Горькие мысли прервал резкий окрик Рябушева:
– Отойди, дай Геннадию его осмотреть.
– Потерпи еще немного, – шепнула Марина и вышла в коридор. – Только осмотреть.
– Хватит! Евгений совершил преступление, он за него ответит. Ты больше не будешь его выгораживать. Надоело! – рыкнул полковник.
Женя закричал от боли, когда Доктор Менгеле в своей грубой манере начал осмотр. Женщина побледнела и с огромным трудом заставила себя не вмешиваться.
– Ты обещал, Андрей! Это мой пленник, я сделала все, что ты приказывал!
– Он совершил преступление. Покушался на жизнь начальника бункера. Если я оставлю его в живых, не поймут свои же. Такое не прощается никому. Ты не уследила за своим пленником. Он должен быть наказан смертью! – непримиримо возразил Рябушев.
– Мальчик болен, он не понимал, что делал! Я прошу, я умоляю! – горько воскликнула Марина, однако лицо полковника осталось равнодушным.
Геннадий вышел из камеры и насмешливо взглянул на женщину.
– А ты жестокая. Твой несчастный Женечка умирает, и подыхать он будет долго и мучительно. Медикаменты нынче в цене, зачем продлять страдания того, кто уже обречен? Не лучше ли пустить ему пулю в лоб? – протянул ученый.
– Спасите его! Гена, пожалуйста, я сделаю что угодно, только спасите его!
– Зачем? Чтобы он прожил еще месяц и все равно отправился к праотцам? У него отказали почти все системы организма. Забавный опыт вышел. Острый токсический гепатит развился всего за два дня, повышенная возбудимость нервных окончаний, риск инфаркта. В любой момент он может загнуться от болевого шока. Вот если бы он был моим образцом…
– Нет! Это вы его убили! Это все из-за того транквилизатора! – в отчаянии закричала Марина, совершенно лишившись самообладания.
– Побочные эффекты непредсказуемы, – пожал плечами Доктор Менгеле. – Парень – не жилец. Видимо, действие препарата наложилось на общий стресс, и ослабленный организм не справился. Твоему Женечке осталось несколько часов, в лучшем случае.
– Нет… – Марина всхлипнула и схватилась за стену, у нее подкосились ноги.
– Ты хотела, чтобы твой Женя был свободен, – жестоко начал полковник. – Я не буду отдавать расстрельный приказ, если ты так просишь.
Алексеева с надеждой взглянула на него снизу вверх, на мгновение поверив в чудесное спасение для своего пленника, но Рябушев продолжил, безжалостно и холодно:
– Я отправлю его на поверхность. Пусть природа решит все за нас.
– Нет! – крикнула Марина, падая перед ним на колени. – Пожалуйста, вы же можете ему помочь!
– Я все сказал, – бесстрастно заметил мужчина, стараясь не смотреть на искаженное ужасом лицо женщины. – Геннадий тоже считает, что Евгений смертельно болен, не вижу смысла тратить драгоценные лекарства. Выведите заключенного. Алексееву держите.
Два солдата подхватили Марину под руки.
– Простите, приказ, – грустно вздохнул один из них, сжимая цепкими пальцами ее локоть.
– Пустите, пустите! Нет! Нет! – женщина кричала, срывая голос, плакала, умоляла, но полковник был непреклонен.
Женю вытащили из камеры и силой поставили на ноги. Парень смотрел невидящим взглядом, не понимая, где находится. Он был бледен, с залитым слезами лицом, перекошенным от боли.
Часовые потащили его к двери, юноша не сопротивлялся, покорно позволяя увести себя.
– Мы обязательно встретимся, в этом мире или в другом! – Марина смотрела ему вслед, бессильно обмякнув в руках солдат.
Пленник и конвоиры скрылись за поворотом коридора, через минуту гулко хлопнула входная гермодверь. Все кончено. Жени больше нет…
Алексеева всхлипнула и лишилась чувств.
* * *
«Мы обязательно встретимся, в этом мире или в другом!» Отчаянный крик до сих пор эхом звенел в ушах. Голова раскалывалась, тело обжигал холод. Под руками был снег, глаза ослепли от яркого света.
Несколько минут Женя лежал ничком, даже не пытаясь встать, зачем-то досчитал до двухсот, чувствуя, как намокает одежда и замерзают конечности.
