Кейт успела уйти вперед. Платье облегало танцующие бедра. Вся такая легкая, воздушная, такое золотистое облачко. Картину портили только белые кроссовки. Но даже они шли Кейт и делали ее еще более юной, сияющей и необыкновенно сексуальной. Легкий бриз приподнял подол платья. Бред с улыбкой наблюдал, как она, покраснев, одергивает его.
Он засунул руки в карманы и, чуть ли не насвистывая, пошел следом. У него всегда была слабость к прекрасным ножкам. А ножки у Кейт были первоклассные. Кейт ускорила шаг. Куда это она вдруг так заторопилась? Но вот она уже остановилась возле парка, у ларька, где продавали хот-доги.
Когда он подошел, она уже успела сделать заказ.
Продавец посмотрел на него вопросительно, Бред покачал головой и заплатил за хот-дог Кейт, хотя, безусловно, она могла и сама это сделать. Себе он взял бутылку воды. Они сели на скамейку в парке. Кейт вгрызалась в хот-дог так жадно, как будто несколько дней ничего не ела. Ну да, насколько он мог судить, фактически она ничего и не ела. Так что, даже если бы она сейчас взяла себе полдюжины хот-догов, он бы терпеливо ждал.
Бред вытянул ноги и отхлебнул из бутылки с водой.
— Да, это не пятизвездочный ресторан.
— Я бывала во многих пятизвездочных ресторанах, — жуя, сказала она.
Каждый раз, когда ему приходилось есть в шикарном ресторане, он спрашивал себя, в ту ли руку взял вилку.
— С Гамильтоном, — не удержался он и почувствовал ее взгляд.
Затем она пожала плечами:
— Иногда. Мы были достаточно долго женаты и должны были где-то есть, в конце концов.
Он молчал.
— Я так и не научилась готовить, — призналась Кейт.
— Да, повариха из тебя была никудышная.
— Да и ты не сильно отличался, — мягко заметила она. — Нам ни разу не удалось приготовить горячий бутерброд, не спалив при этом квартиру. — Она подняла хот-дог вверх: — Пятизвездочные рестораны, конечно, хорошая вещь, но это просто божественно!
И она снова принялась жевать, продолжая комментировать происходящее — весело и неразборчиво.
Бред встал со скамейки и одним движением опорожнил бутылку. Он уже взрослый. Откуда же тогда эти ощущения — точно как в девятнадцать, в крошечной квартирке, в которой они были вдвоем?
Кейт не понимала, что с ним происходит, он видел это.
Она как раз вытирала губы с тем изяществом, которое допускала испачканная кетчупом и горчицей бумажная салфетка.
— Как думаешь, мы скоро найдем Мэделин?
— Вполне возможно, Кейт. Прежде надо поговорить с Малдованом.
— Знаешь, я немного побаиваюсь.
— Почему? — удивился Бред.
Она ответила не сразу.
— Ты когда-нибудь себя спрашивал, Бред, что за человек был твой отец? Ты почти никогда не говорил о нем.
Он ждал совсем другого ответа. Кейт всегда была любительницей отвечать вопросом на вопрос.
— В детстве я думал об этом.
— А сейчас уже нет?
— Достаточно того, что мать от него забеременела, а он удрал.
Она глядела куда-то в землю.
— Ты его ненавидишь?
Бред подсел к ней поближе.
— Ты хочешь сказать, что ненавидишь свою мать, Кейти?
— Нет! — Ее взгляд метнулся вверх. — Конечно, нет!
— Тогда при чем здесь мой отец?
Она бессильно опустила голову, и он уже потянулся ее обнять.
— Не знаю, — прошептала она.
Боль была написана на ее лице.
— Я ведь умею ставить диагнозы. Почему же не могу разобраться с собственными чувствами?
Бред наконец отважился взять ее за руку.
— Кейти, намного проще, когда тебя это не касается лично. Кому, как не тебе, это знать.
Она вздохнула и уткнулась лбом в его плечо. Как долго она и представить себе не могла подобного, а теперь снова черпала у него защиту. Как привычно ей было рядом с Бредом, как тепло и надежно!
— Все время думаю: вдруг Мэделин не хочет, чтобы ее находили, — сказала Кейт тихо.
Бред бережно провел ладонью по ее волосам.
— Мы найдем Маделин, и все выяснится.
— Девушка на портрете — определенно моя сестра, Бред. Она должна быть примерно на год моложе меня.
Кейт знала, что у него с собой снимок, сделанный с портрета. Каждый раз, когда она видела девушку с каштановыми волосами, она чувствовала любовь, с которой писалась эта картина.
Материнскую любовь.
— Я даже не знаю, как ее зовут.
Бред снова погладил ее по волосам, с такой нежностью, что у нее защемило сердце. Кейт отодвинулась и сразу почувствовала, как, несмотря на жару, стало холоднее.
Но она была Стоквелл. А Стоквеллы никогда не позволяли себе слабости.
— И это выясним, — пообещал Бред.
— Может, и лучше, что ты не знаешь, кто твой отец, — задумчиво сказала она. — Вдруг он оказался бы таким, как Кейн?
— Я не говорил, что не знаю, кто он.
— То есть? — изумилась Кейт.
— Я же детектив.
Наконец она поняла, почему он выбрал эту профессию.
— Где он?
— Умер.
— О, Бред. Мне очень…
— Не надо. Он был пьяницей и умер в тюрьме, Кейт. Неудивительно, что твой отец меня презирал.
— Он не…
— Всем известно: Кейн считал, что я недостоин его дочери. Знал бы он, что я ищу Мэделин, он бы пешком сюда дошел, чтобы испепелить меня.
— Он знает. Я ему сказала перед отлетом.
— Зачем?
— Он никогда меня не замечал, но этого не мог не заметить. К тому же я не хотела прощаться во лжи.
Ее взгляд машинально отмечал происходящее вокруг. Вот молодая женщина катит на спортивную площадку тачку, на которой водружен ящик с песком. Три шумных подростка носятся за летающей тарелкой. Напротив, через аллею, сидит пожилая пара: женщина читает книгу, ее муж кормит голубей. Оба выглядели умиротворенными и счастливыми.
— Я не знала, как долго мы пробудем в Бостоне, — тихо продолжала она. — А ему с каждым днем становится все хуже и хуже. Я не могла просто исчезнуть.
— Думаешь, ты поступила правильно?
— Хуже всего неопределенность.
Кейт уже перестала понимать, о чем именно они говорят.
— Каждый заслуживает прощения, — закончила она устало.
— Да, каждый, — кивнул Бред.
И они оба подумали о том, что тогда они друг друга не простили.
