В ярости от этого известия богач созвал нескольких своих сородичей, и все они толпой, сгорая от желания отомстить виновнику, отправились вершить расправу. Наш крестьянин, ничего не подозревая, находился поблизости от буйвола, как вдруг на него накинулась рассвирепевшая толпа. Она решила выколоть ему глаза в наказание за небрежный присмотр за скотиной. Узнав об ужасной мести, задуманной толпой, крестьянин принялся просить и молить их смилостивиться над ним, но все было напрасно. Он предлагал денежное вознаграждение, в несколько раз превосходившее съеденный и вытоптанный рис, только бы пощадили его глаза, но и это не помогло. Ни мольбы, ни обещания денег не тронули жестоких сердец мстителей. Денег они не хотели брать: им необходимо было мщение. И вот через несколько минут, совершив ужасную, зверскую расправу и оставив на земле несчастную жертву в крови и почти без чувств, мстители разошлись по домам.
— Зачем вы пришли сюда, в госпиталь? — спросил я несчастного слепого.
— Я слышал, — ответил тот, — об искусстве английского врача и пришел просить его вставить мне новые глаза, чтобы я смог снова видеть».
Простолюдин не только находился в полной власти чиновника, который мог погубить его, когда пожелает, но, кроме того, всю жизнь зависел от ростовщика-кровопийцы. Крестьянин рождался в семье, обремененной долгами, вырастал, женился, обзаводился детьми и умирал, не успев погасить долги. Часто, не имея денег для уплаты долга, крестьяне вынуждены были продавать своих детей — лишь бы сохранить землю, унаследованную от предков.
О трагической судьбе крестьянина-должника один английский китаевед в конце XIX в. рассказывал:
«Я знал семью одного крестьянина, у которого был единственный сын четырех или пяти лет. Однажды к нему в дом явился кредитор, требуя уплатить долг. Сколько ни умолял крестьянин подождать, кредитор был неумолим и на вопрос должника, откуда же ему достать деньги, с цинизмом указал на ребенка и сказал: „Продай своего сына, и у тебя не только будут деньги для уплаты мне, но еще останется небольшая сумма“.
Когда наступил вечер и мальчик заснул тихим детским сном, бедный крестьянин стал советоваться со своей женой, как ему быть. Надеяться на то, что кредитор согласится ждать, они не имели никаких оснований, и потому осталось единственное средство сохранить свою землю — принести в жертву родного сына. Как ни тягостно было несчастным родителям, они решили в конце концов поступить по совету безжалостного ростовщика. На следующий день утром отец объявил сыну, что возьмет его с собой и покажет ему город. Сердце матери разрывалось на части, и она с болью смотрела на свое чадо. Чувство это передалось мальчику, и в его глазах блестели слезы, несмотря на всю радость, которую вызвал в нем рассказ отца о том, какие чудные вещи он увидит в городе и какие подарки привезут они матери.
В городе мальчик почувствовал себя как в сказочной стране: таких магазинов, таких игрушек, такой огромной толпы он никогда не видел. В большом магазине, куда привел его отец, все его заинтересовало, но в то же время сердце заныло от тоски при виде такого множества чужих людей, смотревших на него так сурово. Он прижался к отцу и торопил его уходить. Но отец не двигался с места и продолжал разговаривать с каким-то человеком в очках, писавшим что-то за конторкой. Мальчик и не подозревал, что это составлялся договор о его продаже. Отец подписал договор и получил соответствующую сумму денег.
Поняв, что разговор пришел к концу, мальчик собрался было уходить с отцом, но последний остановил его и сказал, что сейчас пойдет один по своим делам, но спустя некоторое время он зайдет за ним и они вместе отправятся домой к матери; при этом он просил сына быть умницей и вести себя хорошо. С этими словами отец вышел из магазина, и мальчик остался ждать. Каждый раз, когда открывалась дверь и входил покупатель, мальчик вздрагивал, думал, что это наконец пришел его отец, но тот не вернулся, оставив мальчика навеки среди чужих людей и лишив навсегда материнской ласки».
Описанный случай был обычным явлением. Крестьянских дочерей продавали еще чаще, чем сыновей, и их участь была значительно хуже. Мальчика обыкновенно покупали, чтобы усыновить его, и поэтому он жил в новой семье еще более или менее сносно. Проданная девочка навсегда теряла свободу, не говоря уже о том, что чаще всего ее продавали прямо в публичный дом. Хозяин мог делать с девочкой все, что хотел, мог перепродать другому человеку. Родители, продав свою дочь, теряли на нее право, и с момента заключения сделки она становилась в полном смысле слова рабыней.
Земля в Китае была главным средством производства на протяжении многих столетий. Огромное население и вечная нехватка участков, пригодных для обработки, сделали ручной труд в условиях помещичьего землевладения более выгодным, чем машинный. Поэтому небольшие клочки пашни на юге страны обрабатывались почти без применения тягла и механической силы. Универсальным орудием производства считалась мотыга — массивная металлическая тяпка с длинной деревянной ручкой.
Земельная собственность в феодальном Китае ценилась выше человеческой жизни, и это мотивировалось так: человек, убивший кого-либо, лишал жизни лишь одну живую душу, а человек, посягнувший на родовую землю, лишал жизни целый род, так как последний терял экономическую основу существования. За убийство требовали денежный выкуп и тем кончали дело. Промотавший землю становился лютым врагом всего рода.
Китайский крестьянин был всей душой привязан к родовой земле: он видел в ней единственное средство жизни многих поколений своей семьи. «Продать поле, — говорилось в китайской пословице, — все равно что призвать смерть». Тяжба из-за родовой земли приводила к острым конфликтам в китайской деревне; продажа земли считалась безнравственным поступком. Правда, практиковался заклад земли на долгий или даже на неопределенный срок с правом должника и его наследников на выкуп впоследствии, когда дела их поправятся. Возможность вернуть родовую землю предоставлялась крестьянину иногда лишь через многие десятилетия после заклада.
Со смертью отца земля могла быть поделена поровну между всеми его сыновьями. Однако, стремясь сохранить патриархальные порядки в деревне, маньчжурские правители не поощряли подобный раздел. Встречались семьи, земельный надел которых оставался неделимым на протяжении четырех или пяти поколений. Казна даже отпускала деньги на строительство различного рода памятных сооружений, прославлявших семьи, которые не дробили участки в течение ста лет и более. В правительственном указе 1824 г. сообщалось, например, о выделении серебра на сооружение памятных арок в деревнях провинции Цзянсу для 37 семей, не совершавших разделов земли на протяжении шести поколений, и для 67 семей из столичной провинции Чжили, не деливших землю при семи поколениях. В уезде Ванпинсянь (провинция Чжили) семьям, которые удержались от разделов земли на протяжении девяти поколений, вручались «почетные дипломы» в виде прямоугольной деревянной доски с текстом какого-либо древнего изречения.
Все заботы крестьянина вращались вокруг урожая: будет урожай — будет и сносная жизнь, не будет урожая — голод погубит всю семью крестьянина.
