* * *
Вечером решаю спокойно ложиться спать, только халат и сковородку положить поближе на случай гостей. Пристроив сковороду на стул и взбив подушку, укладываюсь. Ника еще возится в ванной комнате, чем-то шуршит.
Тихо звякает оконное стекло. Вздрогнув, оборачиваюсь к сдвинутым шторам.
Показалось? Второй этаж как-никак.
Продолжаю устраиваться в постели.
Цок!
Нет, не показалось — кто-то в окно стукнул.
Цок!
Похоже, кидают камушками. Уже легче: жаждущий встречи не может войти, а значит, это не Арендар.
С чистой совестью ложусь и натягиваю одеяло до подбородка.
Цок!.. Цок!.. Цок!
Постучит и перестанет, я терпеливая. Закрываю глаза. Оконное стекло продолжает вздрагивать под ударами мелких камушков.
— Что это? — Ника застывает на пороге ванной комнаты.
Вздыхаю:
— Наверное, автор записки.
— А что ты такая нелюбопытная? — Сбросив с волос полотенце и мгновенно уложив их магией, Ника подходит к окну и распахивает штору. — Оу…
После такого «Оу» оставаться в кровати просто невозможно.
Накидывая и заворачиваясь в халат, подхожу к ней.
Внизу, в прямоугольниках падающего из окон света, Геринх сверкает голым мускулистым торсом и звериными глазами.
Заметив меня, улыбается во все зубы, вскидывает руку и ударяет когтями по струнам лютни. Лютня отзывается пронзительной мелодией, после нескольких аккордов Геринх весь вытягивается и, страстно глядя на меня, затягивает романс «Пожалей ты меня».
А хорошо поет, зараза. Кошусь на Нику: она умиляется, и даже глаза влажно поблескивают. Перевожу взгляд на Геринха, он как раз переступает небольшую лужу на газоне, чтобы оказаться ближе:
Ведь я плачу, от страсти сгорая,
Но напрасно — ведь счастью не быть!
Вот сам знает, что не быть, а все туда же.
В световых проекциях окон появляются очертания фигур. Похоже, внимание он привлек. Даже слышатся звуки открывающихся рам. Если бы это чудо было не таким пошлым на словах, я бы прониклась его чувственным, действительно чувственным исполнением.
Сделав бровки домиком, Геринх продолжает еще пронзительнее, еще чувственнее, проникновеннее.
Не знаю, где он в моем гневном взгляде надежду уловил, но впрямь можно поверить, что ему без меня не жить. К его ногам падает несколько цветков. Геринх смотрит только на меня. И поэтому не видит, что сзади к нему приближаются доспехи без паховой области.
Доспехи внушительные: с шипами на плечах и руках, с когтистыми перчатками и когтистыми башмаками. На шлеме — роскошный плюмаж, только еще шевелится, словно змеи. И прорезь в забрале-клюве горит жутким зеленоватым светом. Как и дырка на месте недостающей детали.
— Сзади! — взвизгивает девушка сверху.
Жалобно тренькают струны, Геринх оборачивается, взвизгивает и отступает.
«А, не готов себя в жертву принести», — злорадно думаю я.
Геринх, словно почувствовав эти скептические мысли, устремляет на меня решительный взгляд, перехватывает лютню за гриф, точно биту, и разворачивается к шагающему к нему врагу.
Он совсем идиот или как?
Лютня озаряется голубым светом, сплющивается и вытягивается в меч.
— Недурно, очень недурно, — комментирует Ника.
Только доспехи тоже вытаскивают меч в полтора раза больше, чем у Геринха. Тот оглядывается на окна. Судя по теням силуэтов в проекциях света, наблюдают за происходящим многие. Геринх точно на сцене в лучах софитов.
Надеюсь, он не сторонник мнения, что на миру и смерть красна.
Повернувшись к доспехам и поиграв мускулами широких плеч, Геринх вскидывает меч над головой, тот окутывается красным сиянием, уплотняющимся в огненные сполохи.
С диким воплем Геринх бросается на доспехи. Доспехи парируют удар, толкают так сильно, что Геринх кубарем летит назад.
Судорожно дергаю шпингалет.
— Ой! — Ника прижимает ладони к лицу.
Выронивший меч Геринх уворачивается от когтистой руки доспеха, перекатывается, швыряя в противника сгустки энергии, пламени, льда. Доспехи прут, отмахиваясь от атак, пытаясь зацепить рукой.
Наконец я справляюсь с рамой, распахиваю окно и ору во все горло:
— Гульфик отдай!
Геринх пропускает удар в плечо, пролетает через газон пару метров. Вскакивает на все четыре конечности и по-собачьи трясет головой.
— Гульфик ему верни! — вывешиваюсь наружу.
Убрав меч, выпустив когти на перчатках, доспехи шагают на Геринха.
Тот молниеносно взбирается на ближайшее дерево прямо по гладкому стволу и застывает, крепко прижимаясь к нему.
Доспехи вытаскивают меч и начинают рубить ими ствол.
— Гульфик отдай! — надрываюсь я, хотя за ударами меча вряд ли Геринх меня услышит.
Из окон на разбушевавшиеся доспехи летят полупрозрачные сети. Поднявшаяся с земли вода собирается в волну и ударяет, но вокруг доспехов вспыхивает магический щит, и они, нетронутые, продолжают рубить дерево.
Геринх взвывает. Ошалело смотрит на доспехи, дрыгает ногой. Оглянувшись и примерившись, мощным прыжком перескакивает на соседнее дерево аллеи. Ударившись о ствол, соскальзывает по нему вниз. Шмякнувшись на землю, взвывает и отваливается от ствола, зажимая спасенный металлическим гульфиком пах.
Доспехи, отбросив меч, бросаются на него.
— Ау-у-у! — Геринх в последний миг уворачивается, переворачивается на четвереньки, но доспехи удерживают его, наваливаются сверху. — У-у-у!
Я, конечно, понимаю, что с него сейчас просто гульфик отстегивают, но выглядит их возня весьма двусмысленно. Геринх брыкается, доспехи дрыгаются.
— Что они делают? — нервно вскрикивает кто-то.
Геринх вырывается, отбегает, сверкая кожей сквозь разодранные штаны.
Доспехи вскидывают в воздух отвоеванный гульфик с обрывками кожаных ремней и этих самых штанов и потрясают им вслед улепетывающему на четырех лапах оборотню.
Пристегнув спасенную часть тела, доспехи поднимают меч и гордо удаляются в темноту аллеи.
— Концерт окончен, — вздыхает кто-то из комнат выше и левее.
Я, как и многие другие, закрываю окно.
— С твоим появлением все стало как-то веселее, — задумчиво произносит Ника. Зевнув, выключает свет. — Спокойной ночи.
Укладываясь в кровать, ворочаясь, я вдруг понимаю, что мне впервые в жизни пели серенаду под окном, и хорошо пели. Невольно вздыхаю: вот если бы это пел не Геринх, а… Мотнув головой, прогоняю глупую мысль.
