ГЛАВА 17
Укутываясь теплым одеялом, устраиваясь на замечательной новой постельке, я вздыхаю: безумный день наконец подползает к концу. Действительно безумный: у меня до сих пор в ушах звенит от рева ректора, обнаружившего трещину в стене. Не поймав злостного венценосного разрушителя, тот в драконьем облике носился вокруг нее как ошпаренный, плевался огнем, топал, хлопал крыльями и, кажется, развалил стену еще больше. Потом стоял над ней и сопел, выпуская из ноздрей струйки дыма, а Эзалон бегал вокруг него, успокаивал.
Как пояснила Ника, стены академии ремонтировать сложнее, чем здания: вложенные при строительстве защитные печати отталкивают магию. Простые каменщики тоже проблему решить не могут: заделывая трещину, нужно восстановить защитные контуры. Так что сначала надо свести каменщиков и магов-строителей, испокон веков враждующих друг с другом, затем в процессе их совместной работы хитро завязать новый фрагмент стены с охранными заклинаниями. Так еще и представители гильдии отказались работать в выходной. Как у нас любят говорить: все сложно.
Дырка в стене пока закрыта собственнолапно выдернутыми Дегоном деревьями, и, кажется, назначили дежурных это безобразие охранять.
— Спокойной ночи! — кричу из-под алого одеяла.
Глухой, будто издалека, доносится ответ Ники:
— И тебе спокойной ночи!
Взмахом руки гашу маленький светильник, и мой дивный альков погружается в темноту, а я… Вместо того чтобы спать и восстанавливаться после всех пережитых стрессов, задаюсь вопросом: где сейчас Арендар и что с ним? Уже добрался до отряда? Или еще решает административные дела? А может, заглянул в императорский дворец. Или уже идет по следу «Культа». Он может быть где угодно в этой огромной империи или за ее пределами, а я только здесь, запертая в академии, куда ему хода нет.
И ведь мы даже толком не попрощались.
Я не собиралась часто теребить пуговицу, но сейчас рука так и тянется убедиться, что подарок — не сон. Пальцы легко проскальзывают между подушкой и простыней. Пуговка чуть теплая, с металлической петелькой внизу. Желание увидеть Арендара так сильно, что его золотистое лицо всплывает сквозь подушку. Развернув и приподняв пуговицу, удается создать иллюзию, будто Арендар лежит рядом и смотрит на меня глазами, полными золотых искорок.
— Где ты? — шепчу я.
Образ Арендара отзывается ласковой улыбкой. Выражением глаз он кажется нежнее и мягче оригинала. Возможно, так кажется из-за полупрозрачной золотистости.
— Драконище, — шепчу я. — Так и не показал свою морду близко, а я ведь никогда близко не видела драконов.
Чешуйки проступают на носу Арендара, чешуйчатая волна покрывает трансформирующееся в морду лицо, и вот уже на подушке рядом со мной золотистая небольшая голова дракона — почти как на семейном гербе Арендара. Увы, пальцы проходят сквозь чешую. Дракоша дергает головой, и я ограничиваюсь внешним изучением: вокруг вертикальных зрачков совсем немного нежной кожи и очень маленькие, со спичечную головку, чешуйки. У оригинала они наверняка побольше, ведь он крупнее проекции.
Мысль о размерах вызывает рост золотой головы, она заполняет мой альков, и золотистые пряди гривы свисают сквозь одеяло и меня. Немного жуткое зрелище, когда из твоего живота торчит полупрозрачная прядь.
Все, довольно, приказываю пуговице остановить показ. Голова дракона уменьшается и, обиженно на меня взглянув, сворачивается в пуговицу. Вот и отлично.
Взбив подушку, укладываюсь, натягиваю на себя одеяло.
«А вдруг пуговица укатилась? — глупо волнуюсь я и нахожу ее под подушкой. — Все, спать. И выкинуть все из головы». Конечно, под «все» я подразумеваю Арендара.
И даже почти получается. Но когда сон накатывает неодолимой волной, на подушке рядом разливается свет, и последнее, что я вижу перед провалом в забытье, — золотистые глаза Арендара.
* * *
— Так, никого нет, — шипит высунувшаяся за угол общежития Ника. — Пошли.
Бедная: говорит, практически все студентки (и даже некоторые студенты) так хотят посмотреть наш ремонт, что у нее ментальное чутье отказывает и она не может уловить находящихся рядом людей. Приходится в магазин идти не как нормальным людям через главный выход из общежития, а черным ходом по заднему двору. И все из-за традиций: нас пригласили на чай, и от себя надо принести угощение. А у нас же в комнате хоть шаром покати.
Торопливо пройдя вдоль боковой стенки общежития, Ника не сворачивает на дорожку вдоль фасада, а смело влетает на вчера отреставрированный газон. Я мчусь за ней между деревьями, и в голове, как наяву, звучит мамин голос: «По газонам не ходят, по газонам ходить нельзя».
К счастью, двухэтажное здание с вывеской «Товары мисс Глории» довольно близко. Нижний этаж у него из слегка обтесанных булыжников, верхний — из темных брусков.
Выскочив на каменную дорожку, Ника выше вскидывает голову. Наши каблучки звонко ударяются о ступени. Дверь, как и в нашем мире в подобных местах, открывается с тихим треньканьем колокольчика.
Внутри очень тесно из-за многочисленных стеллажей, всюду поблескивают флаконы и банки, темнеют коробочки с этикетками. На стенах — мешанина из одежды, полотенец, каких-то пестрых шарфиков и расшитых тряпок.
— … Как это разобрали наборы для романтических пикников? — огорченно изумляется Валарион. — А хотя бы для простых пикников?
— Ничего нет, увы, — полная женщина разводит руками над прилавком. — С продуктами беда.
— Добрый день, — бодро приветствует ее Ника.
Валарион, вздрогнув, заливается румянцем. Втянув голову в плечи, медленно разворачивается к скользящей между полок Нике. Отшатывается от нее, как от огня, и прямо на стеллаж с разнокалиберными баночками. Те отзываются тревожным звяканьем.
Чудом Валарион сохраняет равновесие. Красный как рак, он ныряет в соседний проход между стеллажами. Глядя в сторону Ники, хотя не видит ее за полками, Валарион бросается к двери.
Мчится так, что едва успеваю отскочить с дороги. Под ногами у меня взвывает пожарная сирена. Продавщица в ужасе вскидывает руки, машет, кричит, но вой заглушает ее слова.
Я отскакиваю в противоположную сторону. На дикий вопль даже Валарион возвращается. Смотрит то на меня, то на белого пушистого кота: тот, запрокинув голову, продолжает орать, точно пожарная, скорая и полицейская сирены, вместе взятые.
— …Малыш! — прорывается крик продавщицы. — Хватит!..
Не выдержав, затыкаю уши. Валарион, зыркнув на Нику, захлопывает дверь, оставив нас, точнее, наши барабанные перепонки, на растерзание зверя. И это — будущий рыцарь!
Вой чуть стихает, но кот, скорбно глянув на примятый хвост, принимается орать пуще прежнего. Его стенание перекрывает усиленный голос продавщицы:
— Повелитель, хватит!
И кот мгновенно умолкает. Обратив на меня взор жутких, полностью черных глаз, шипит:
