Богатые и влиятельные мужчины могли дать женщинам защиту. Они могли полностью изменить жизнь: привнести в нее комфорт, роскошь, открыть новые горизонты, новый социальный мир. Решающее значение брака в любовных романах связано именно с этим обещанием трансформации. Брак освещал и уравновешивал жизнь героини – по крайней мере, в ее мечтах.
Это отчасти объясняет, почему патриархальный строй мог казаться женщинам привлекательным и сохранял силу как в реальности, так и в женских фантазиях. В романах писательниц вроде Барбары Картленд, Джорджетт Хейер и Бетти Нилс мужественность героев во многом строилась на демонстрации власти. Они почти всегда были богаты (причем деньги чаще всего были «семейные» – это выглядело внушительнее, чем свежезаработанный капитал), что подразумевало определенный статус и культурный уровень. Барбара Картленд называла потенциальных мужей (то есть богатых мужчин с семейными землевладениями) «людьми, у которых есть ворота в собственный парк», – а эти ворота, безусловно, символизировали переход в мир роскоши. Вероятнее всего, такие герои обладали и выдающимися физическими данными, не боялись рисковать и гордо защищали свое аристократическое происхождение.
Романы Бетти Нилс воспевали мир, который практически исчез уже тогда, в 1970-х. В ее историях описываются ухаживания и семейная жизнь 1950-х – времени, когда роли мужчин и женщин в работе и быту были четко разграничены в соответствии с гендерными стереотипами. Это был мир, основанный на классовых привилегиях и патриархате. В романах Нилс как бы предполагалось, что слуги делают жизнь состоятельных жен и матерей комфортной. У некоторых ее героев, живших в середине двадцатого века в Великобритании, все еще были дворецкие. Герои Нилс всегда могут похвастаться богатством, впечатляющими аристократическими титулами – и их статус альфа-самцов только укрепляется благодаря профессиональным достижениям, обычно связанным с работой старших консультантов, докторов или хирургов. Действие романов Джорджетт Хейер и Барбары Картленд также в основном разворачивается в обстановке далекого прошлого, а герои (по крайней мере, главные) принадлежат к столь привилегированным слоям общества, что с трудовым миром не взаимодействуют по определению. Всюду снуют лакеи и слуги, готовые воплотить любую хозяйскую прихоть.
Привлекательность «властных» мужчин в таких текстах всегда оказывалась непреодолимой: в конце концов (а то и с самого начала) героини начинали смотреть на них с обожанием и уважительно обращаться к ним «сэр» или «милорд». Крайне успешный роман Джорджетт Хейер «Тени былого» был впервые опубликован в 1926-м – в год Всеобщей стачки
[580]. В романе читателям предлагается интересная модель властной мужественности, воплощенная в главном герое, Джастине Аластере, герцоге Эйвонском, характер которого мы уже обсуждали в главе 4 этой книги. Джастин – единственный в своем роде, идеальный мужчина. Имея репутацию распутника, он умудряется совмещать склонность к риску с уважением к семейным ценностям, физическую смелость – с хорошим вкусом и изящными манерами. Как и многие герои любовных романов, это заносчивый, сардонический и элегантный персонаж. Он равнодушен к вздыхающим по нему женщинам. История начинается со сцены, в которой наш идеальный герой спасает девятнадцатилетнего Леона и делает его своим пажом. Однако Леон оказывается девушкой из благородной семьи, Леони, которая переоделась мальчиком. Ее отец, злобный Компте де Сен-Вир, отказывается от дочери сразу после ее рождения. В книге постоянно обыгрывается эротизм половой неоднозначности героини, однако сомнений в том, кто в этой паре доминирует, не возникает. Леони влюбляется в своего спасителя, которого она называет «монсеньор», и не упускает случая припасть к его ногам, поцеловать ему руку и всячески ему угодить. Джастин раскрывает ее секрет и решает постепенно вывести на чистую воду служанку, к которой все девятнадцать лет обращался словами «дитя» и «малыш». В конце концов он, конечно же, и сам влюбляется в девушку, и после сложных разоблачительных махинаций они женятся. В изложении Хейер мужественность Джастина только подчеркивается и оттеняется обожанием Леони. В ее глазах он во всем превосходен, она стремится сделать его героем. И даже несмотря на то, что Леони сама была девушкой духовно развитой и умной, герцог покоряет ее воображение. Кстати, сам Джастин противился такой идеализации, но Леони ничего и слушать не хотела.
В мире Хейер женщины принимали патриархальный строй, потому что для многих из них мужчины были главным источником защиты. И эта защита представлялась читателям чем-то благоприятным. Большинство романов Джорджетт Хейер изображали мужественность и патриархат с любовью: братья – всегда чистосердечные и веселые, дяди – добрые, а главные герои, конечно же, все сплошь образцы совершенства. Нет-нет да и попадался какой-нибудь злодей, например тот же Компте де Сен-Вир, но порядочные ребята быстро с ним разбирались. Недостатки патриархального строя – невозможность наследования семейного состояния дочерьми, двойственность сексуальных стандартов и связанные с женской ролью ограничения – оставались без внимания, игнорировались и тут же забывались.
В 1984 году вышла в свет книга британской журналистки и ученого Розалин Кауард под названием «Женское желание» (Female Desire)
[581]. В ней ловко описывается, как патриархальное общество мешало женщинам испытывать желание и выражать его. Кауард доказывает, что женщины редко могли действовать в соответствии со своими желаниями, они скорее стремились выглядеть привлекательно для мужчин
[582]. В результате они как бы перекладывали ответственность за собственные желания на других. Примеров тому немало. Дневники, которые Сильвия Плат вела в 1950-х, иллюстрируют многое из того, что описывает Кауард
[583]. В 1950-х Плат была молодой девушкой, готовилась покинуть отчий дом и поступить в колледж. Она посвящала огромное количество времени размышлениям о сексе и борьбе с «проблемой» желания. Плат испытывала такое разочарование, что стала даже завидовать мальчикам, которые, как ей казалось, «могли без всяких опасений утолять сексуальный голод и оставаться невредимыми», тогда как ее женская доля заставляла таскаться «с одного свидания на другое, изнывая от желания, но никогда не получая возможности его удовлетворить»
[584].
Разочарование Плат в социальных ожиданиях в отношении женственности и доступных возможностях разговаривать о любви, сексе и творческих амбициях продолжало преследовать ее и в студенческие годы. В какой-то момент в начале 1950-х она призналась, что хотела бы «сесть в машину, и чтобы меня увезли в хижину на каком-нибудь холме среди гор, изнасиловали как пещерную женщину, а я бы дралась, кричала и кусалась в диком оргазмическом экстазе»
[585]. Дальше она сама признает, что прозвучало все это «не слишком мило, нежно и женственно». Несложно понять, что Плат писала так противоречиво, потому что сама запуталась: ведь свою собственную сдерживаемую энергию она даже в фантазиях проецировала на воображаемого властного мужчину. Дневники Плат полны упоминаний о властных мужчинах. В какой-то момент она даже прямо спросила себя, каких предпочитает кавалеров. И сама себе призналась: деньги для нее один из самых важных факторов, а потому, например, учителя не имеют шансов оказаться в ее списке. Но больше всего она мечтала о гиганте, сверхчеловеке, «полубоге в теле мужчины». Когда же ей удавалось оценить свои фантазии более трезво, она признавала, что мечтала о «несуществующем романтическом герое»
[586].
