— Вот почему я твержу тебе, Фредерик, что надо делать зарядку! — упрекнула его Элла.
— Я каждое утро десять раз кручу шеей! — обиделся принц.
Между тем Густав под испуганные возгласы толпы вскочил на помост и поднял Архижреца над головой. И заозирался, не зная, как поступить со священнослужителем.
— Отпустите меня! — кричал Архижрец.
— Прости, Храмовый, ничего личного, — сказал Густав и швырнул старика в первый ряд.
Архижрец приземлился прямо на колени родителям Лиама, и те вместе с креслами повалились на спину.
— Что происходит? — рассвирепела Шиповничек.
К алтарю со всех сторон бежали десятки вооруженных до зубов стражников. Густав ухватился за дубовую кафедру, закряхтел и оторвал ее от помоста.
— Молодец! — обрадовалась Элла.
Какой-то стражник замахнулся на нее алебардой, но Элла его опередила: взмах мечом — и древко алебарды разломилось пополам. После чего Элла сбила стражника с помоста мощным ударом ноги с разворота, что было непросто, поскольку за спиной у Эллы, обхватив ее за талию, прятался Фредерик.
У Лиама от усталости, голода и печали все плыло перед глазами, и он тупо глядел на окружающую суматоху.
— Неужели это взаправду? — прошептал он, ни к кому не обращаясь.
А Шиповничек, которая решила, что все это неведомо как подстроил Лиам, взобралась на помост и напустилась на него:
— Это что, попытка к бегству? — язвила она. — Обхохочешься! Ничего у тебя не выйдет!
У самого алтаря разместился контингент из пяти стражников, и все они нацелились копьями в Густава.
— Осторожнее! — воскликнул Фредерик.
Густав бросил в стражников кафедрой, и они повалились, как кегли. Однако Лиам так и остался прикованным к кафедре и полетел вместе с ней. И шлепнулся прямо в кучу весьма недовольных стражников.
— Ой, да гори все огнем! — простонал Густав и с досады стукнул сам себя кулаком по лбу.
Лила обмякла в кресле и горестно помотала головой.
Дункан наконец-то заметил, в какой переплет попали его друзья, взобрался на спину единорожихе (при этом отметив, насколько легче оседлать животное, если на нем платье) и поскакал по ковровой дорожке с криком:
— Э-ге-гей! Дорогу герою!
Стражники разбежались, чтобы не попасть под копыта, однако Лиаму было далеко не уйти. Он сидел в конце прохода, прямо на пути у мчащейся единорожихи.
— Тпру! — завопил Дункан.
Единорожиха остановилась как вкопанная в шаге от Лиама, а Дункан по инерции перелетел через ее голову. И врезался в Эллу в тот самый миг, когда она была уже готова прикончить очередного стражника.
Какой-то барон с моноклем повернулся к супруге и прошептал:
— Великолепная церемония!
Через несколько секунд на нарушителей порядка набросилась целая орда стражников. Дункана, Эллу, Фредерика и Густава скрутили и сковали.
— Ну что ж, это был интересный поворот, — заметила Шиповничек. Она выпрямилась и сверху вниз улыбнулась Лиаму, вид у которого был такой, словно его разжевал и выплюнул дракон. — Знаешь, вообще-то, я не успела придумать, как заставить тебя сказать «да». Но теперь, сдается мне, это будет проще простого.
* * *
Когда помятого Архижреца извлекли из толпы зрителей и водрузили обратно на помост, потрепанные жених с невестой снова заняли свои места по обе стороны от выкорчеванной и перевернутой кафедры.
Старик прокашлялся, поправил шляпу и начал:
— Возлюбленные чада мои, мы собрались здесь сегодня, чтобы стать свидетелями заключения брачного союза между принцем Лиамом Эринтийским и прекрасной, нежной, мудрой, щедрой, добросердечной, заботливой, разносторонне одаренной, сладкоголосой, грациозной, пунктуальной, спортивной…
— Да ну? — перебил его Лиам.
— …и очаровательной принцессой Шиповничек Авонделльской. Этот союз навеки соединит два королевства. Теперь все, что принадлежит Авонделлу, принадлежит и Эринтии; а все, что принадлежит Эринтии, принадлежит и Авонделлу…
Родители Лиама так и запрыгали в креслах.
— Согласна ли ты, Шиповничек, взять в мужья принца Лиама?
— Да! — с широкой гнусной улыбкой ответила Шиповничек.
— А ты, Лиам, согласен взять в жены принцессу Шиповничек?
Лиам посмотрел за спину Архижрецу, на Эллу, Фредерика, Дункана и Густава. Они стояли на коленях, закованные в цепи, и стражники держали у них над головами алебарды. Дольше всего Лиам смотрел на Эллу.
— Ты же знаешь, я бешеная! — прошептала Шиповничек. — Попробуй только скажи «нет» — и что я тогда сделаю с твоими дружками, как ты думаешь? Дай волю воображению!
Лиам смерил ее презрительным взглядом. И набрал побольше воздуху.
— Да, — сказал он.
— Объявляю вас мужем и женой! — бодро воскликнул Архижрец.
У Эллы было такое чувство, словно у нее вырвали сердце.
6. У настоящего героя в хозяйстве есть на что посмотреть
Только злодеи жаждут сокровищ, героям они ни к чему. Если это, конечно, не какая-нибудь обалденная пряжка для ремня — тогда
кто же устоит?!
«Как стать героем: сто прыжков к успеху»
— Расступитесь, эринтийцы! Дорогу новой принцессе!
Принцесса Шиповничек, на седьмом небе от счастья, вошла в окованные бронзой парадные двери дворца, принадлежавшего ее молодому мужу; завидев ее, разбегались и слуги, и аристократы. Шиповничек алчно потирала руки, изучая коленопреклоненных лакеев, бесценные вазы и усеянные самоцветами канделябры, которые окружали ее в пышном вестибюле дворца.
— Мой новый дом вдали от дома, — проворковала она.
«Первый из многих», — добавила она мысленно.
По широкой мраморной лестнице навстречу невестке спешили правители Эринтии — король Гарет с королевой Гертрудой.
— Добро пожаловать! Добро пожаловать! — гулко воскликнул король Гарет. — Добро пожаловать в нашу семью!
— Мы ждали этого дня с тех самых пор, как нашему Лиаму было три годика! — подхватила королева Гертруда.
Гарет и Гертруда, как и большинство эринтийцев, были заинтересованы в союзе Лиама с принцессой Шиповничек в основном из-за колоссальных богатств Авонделла, и сама Шиповничек прекрасно это понимала. И была готова ручаться, что королевская чета пойдет на все, лишь бы угодить ей.
— Ах, я так счастлива! — В голосе Шиповничек было сильно переложено сахару. — Только, папочка… Можно, я буду звать тебя папочкой?
— Конечно, милая! — ответил король Гарет.
— Папочка, к сожалению, здесь непростительно грязно, и мои изумрудные туфельки все запылились! — заявила Шиповничек. — Будь лапочкой, сделай что-нибудь! — Она приподняла ножку и показала изящную туфельку, чистую, как зеркало.
