«Тот, кто надлежащим образом выполнит обряды, сопровождающие паломничество, и воздержится от сквернословия и непристойностей, будет чист, как новорожденный», — обещает пророк будущему хаджи. В подражание посланнику Аллаха мусульманин натирает себя ароматной водой и надевает опрятную и скромную одежду. Наставник уммы, предусмотревший все тонкости для совершения паломничества своей паствой, предупреждает: «Не носите шелковых и парчовых одежд, не пейте из серебряных и золотых сосудов!.. В этом низшем мире подобные вещи предназначены для нечестивых, а вы получите их в другой жизни» (хадис).
Хотя использование духов и масел заведомо считалось приготовлением к сексуальному акту, перед принятием ихрама рекомендовали обрызгать себя ароматной водой. Мухаммед недвусмысленно говорил, что для Аллаха нет более приятного запаха, чем дыхание постящихся; однако он же на склоне дней замечал, что женщины и ароматические снадобья — те цветы жизни, которые приносят наибольшее удовольствие. Так же, как и молитва, добавлял он.
Существует повсеместная забава наблюдать за супругой паломника, готовящегося к отъезду, когда та собирается в турецкую баню. Если за ней тянется шлейф аромата амбры, и вдобавок она запасается мясом, овощами с пряными травами, то все вокруг — от почтенного старика до подростка, не знающего, куда деваться от закипающего в нем вожделения, — понимали, в чем тут дело. Если счастливец, к которому торопится нежная супруга, преклонного возраста, то злопыхатели будут истекать завистью к его неувядающей мужской силе. Если же он молод, то они заключат, что он хочет уехать с легким сердцем и удовлетворенной плотью. Сам Мухаммед умащал себя благовониями, уединяясь с женами перед принятием ихрама.
Однако особо ревностные верующие все равно избегают «отведать меда» со своими женами, опасаясь опьяняющих запахов, неотделимых от этого угощения. Дело в том, что некоторые улемы полагают, что ароматические следы, оставаясь на коже набожного эпикурейца, могут пропитать его ихрам. Авторитетный богослов имам Абу Хамид аль-Газали (1058–1111),
[32] детально разработавший нормы правильного поведения при хадже, отмел все сомнения, неустанно повторяя, что «он останется мускусом у локтя Пророка после ихрама». В итоге пророческое пренебрежения стало судебной практикой.
Если внимательнее присмотреться к будущим хаджи, то мы заметим, что они начинают готовить себя гораздо раньше, чем облачаются в ритуальные одежды, и делают это скорее из высших соображений, нежели из предписаний закона. В соответствии со словами (к которым, правда, никогда не прислушиваются должным образом) о том, что «ближе всего к смерти путешественник, солдат и старик», хаджи, особенно те, кто никогда не покидал дом, боятся скончаться прежде, чем достигнут жилища Бога.
Охваченные сомнением, они все же не отказываются от поездки и заботятся прежде всего о том, как им смыть грехи. Случается даже так, что праздник в честь отъезда паломника превращается в психодраму.
Неизвестно, какой дух внушает ему, что он не увидит более своих близких, попав в число тех «неизвестных святых», что каждый год умирают в Мекке, затоптанные толпой своих собратьев по вере, сраженные солнечным ударом или болезнью, но будущий хаджи теряется. Его глаза красны от слез, лицо искажено рыданиями, он зовет родственников, удрученных не менее его самого, и объявляет им свою последнюю волю, будто вот-вот умрет. Женщины падают в обморок. Кое-кто после столь впечатляющего прощания, похожего, скорее, на проводы покойника, просто-напросто оставляет мысль о паломничестве. В конце концов, Аллах милостив.
Впрочем, как бы то ни было, большинство из тех, кто принял решение совершить хадж, приступают к следующему омовению-гусль несмотря на приступы слабости или на необходимость очищения от того, что могло бы осквернить их: менструация, поллюция, рвота, приступ безумия и т. д.
И вот, наконец, наступает долгожданная минута отъезда. Будущий паломник, оснащенный необходимыми бумагами и воодушевленный своим призванием, не забыв об ихраме, утешает близких, оставаясь единственным, кто сохраняет спокойствие. Затем он удаляется в угол, чтобы совершить два поклона «молитвы путешествующих». Эта «гимнастика», угодная Всевышнему, призвана защитить странника от неприятных сюрпризов во время поездки. Он шепчет: «Господи, мое намерение — быть достойным совершения хаджа к Твоему Дому; Господи, облегчи мне путь, да будет он угоден Тебе». Затем громким голосом он произносит талбию — молитву решившего совершить паломничество в ответ на призыв Корана: «Провозгласи людям [обязанность совершать] хадж, чтобы они прибывали к тебе и пешком, и на поджарых верблюдах из самых отдаленных поселений» (Коран, 22:28/27). Как можно чаще по мере приближения к цели паломничества он должен повторять: «Вот я предстою пред Тобой! Вот я предстою пред Тобой! Вот я предстою пред Тобой! Я не равен Тебе, вот я предстою пред Тобой! Воистину Ты един благ, Ты — властитель, Тебе должно воспевать хвалу. Я не равен Тебе». Признавая единую неделимую власть Бога, он как бы ставит печать на свою судьбу как мусульманина, в буквальном смысле подчиненную дарующему мир.
Будущий хаджи собирает свою скромную поклажу: скатерть, мыло и, если он грамотен, несколько книг. В состоянии ихрам не полагается носить никаких украшений, всякое проявление щегольства запрещено. Кроме того, хаджи не хочет брать ничего лишнего. Бесконечно длится прощание с родителями, с соседями, и вот он переступает через порог своего дома — непременно правой ногой, так как с этим жестом он покидает мирское и вступает в новую духовную вселенную.
Той странной смесью религии, правопорядка, морали и обычаев, которая составляет секрет законов ислама, правая сторона всегда ставится выше, чем левая. Мухаммед запрещал входить в отхожее место с правой ноги, а в мечеть — с левой.
Остерегаясь, таким образом, совершать неверные шаги, путник, удаляющийся от родного дома под непрекращающиеся выкрики «Ю-ю!», стенания, а иногда под оглушительные выстрелы йз ружья и взрывы петард, произносит благодарственное воззвание, предписанное имамом аль-Газали: «Господи, Ты мой спутник в этом путешествии, Ты хранитель моей жены, моего состояния, моих детей и моих друзей, спаси меня и их от всякой скорби и от всякого несчастья… Пусть земля спокойно движется под моими ногами; пусть это путешествие будет легким для меня; подай спасение моему телу, моей вере и моей судьбе; позволь мне совершить паломничество к дому Твоему и к могиле пророка Мухаммеда. Господи, в Тебе ищу прибежище от горестей странствия, от капризов изменчивой судьбы, от греховных мыслей о супруге, о состоянии, о детях и друзьях…» Удрученный, он удаляется, чтобы присоединиться к своим сотоварищам на автобусной остановке или в аэропорту. Впрочем, мало кто из паломников обладает достаточной эрудицией, чтобы произносить такие изысканные и сложные молитвы. Зато частенько можно увидеть, как паломник, только-только оставивший дом, направляется в табачную лавку, чтобы запастись сигаретами, напускается на ребенка, случайно угодившего в него мячом, или даже идет в полицию, чтобы написать жалобу на того нахала, который, как ему кажется, поцарапал его машину или засматривался на женщин из его семьи. Каково! Хаджи бы этого не сделал.
