СКЕЛЕТ С МУДРЕНОЙ БИОГРАФИЕЙ
Сомнительная честь стать самым первым иудой среди русских дипломатов выпала Григорию Котошихину, более известному как «вор Гришка». История Котошихина хоть и давняя, но весьма и весьма поучительная, особенно для тех, кто с порчинкой, кто не прочь подзаработать свои тридцать сребреников, будь они в долларах, фунтах или иенах.
Все началось с того, что один из придворных русского царя Алексея Михайловича перехватил тайное послание шведского комиссара, а проще говоря, посла в Москве Адольфа Эберса. Как ни труден был шведский шифр, но ключ к нему нашли. Когда депешу перевели на русский и положили на стол царя, тот схватился за голову.
Вот что писал своему королю Адольф Эберс в январе 1664 года: «Мой тайный корреспондент, от которого я всегда получаю ценные сведения, послан отсюда к князю Якову Черкасскому и, вероятно, будет некоторое время отсутствовать. Это было для меня очень прискорбно, потому что найти в скором времени равноценное лицо мне будет очень трудно. Оный субъект, хотя русский, но по своим симпатиям добрый швед, обещался и впредь извещать меня обо всем, что будут писать русские послы и какое решение примет Его царское Величество».
Вражеский шпион в ближайшем окружении царя?! Он в курсе его переписки с послами! Он знает не только о тех секретнейших решениях, которые уже принял царь, но даже о тех, которые он еще только собирается принять! Кто этот супостат? Кто этот искариот, отступник и душепродавец? Найти, четвертовать и обезглавить! Ясно, что он из Посольского приказа или из Приказа тайных дел.
Первым под подозрение попал князь Черкасский, который в это время находился под Смоленском и с небольшим войском сдерживал стоявшие на берегу Днепра польские полки. Он хоть и называл себя Яковом, но на самом-то деле Урусхан Куденетович, да и родом он из кабардинцев. Кто их знает, этих Черкасских, которые сто лет назад породнились с самим Иваном Грозным, выдав за него Марию Темрюковну?! А вдруг они хотели с помощью молодой царицы завладеть престолом, а когда не получилось, затаили обиду и теперь мстят?
Прощупать Черкасского поручили князю Прозоровскому. Иван Семенович Прозоровский поручился за Черкасского, как за самого себя! Царю это не понравилось (что ни говори, а когда так крепко дружат воеводы, за спиной которых многотысячное войско, это не очень хорошо), и он отправил Прозоровского предводительствовать Астраханью, тем самым подписав ему смертный приговор: через несколько лет Стенька Разин захватит город и воеводу Прозоровского зверски казнит.
Не избежал проверки и особо доверенный царский воевода Афанасий Ордин-Нащокин, кстати говоря, будущий глава Посольского приказа, который как раз в те дни прибыл в ставку Черкасского, чтобы вести с Польшей переговоры о мире. Так как Афанасия сопровождали его близкий родственник Богдан Нащокин и подьячий Григорий Котошихин, начали трясти и их. Что касается Богдана, то за него поручился Афанасий, заявивший, что тот и шагу не делает без его разрешения, к тому же Богдан не имеет никакого отношения к посольской переписке.
И что же тогда получается? А получается то, что подозрения пали на Григория Котошихина — ведь других-то лиц в ставку Черкасского не приезжало. Поначалу эту версию отвергли как совершенно бессмысленную: все знали, что Григорий пользуется особым доверием у государя, что царь к нему благоволит и продвигает по службе. Был, правда, случай, когда он велел бить своего любимого подьячего батогами, но весь Посольский приказ посчитал это не более чем отеческим внушением, другого за столь чудовищную ошибку, допущенную при написании грамоты, немедля бы казнили. Это ж с какого надо быть похмелья, чтобы вместо «Великий государь» написать просто «Великий»?! Крамола, самая настоящая крамола! Но царь быстро сменил гнев на милость, повелев включить Григория в состав посольства, направлявшегося в Ревель для переговоров со шведами. А вскоре Котошихину было оказано еще более высокое доверие: его направили в Стокгольм для передачи личного послания русского царя шведскому королю.
В Стокгольме царского посланника чуть ли не на руках носили и отпустили с дорогими подарками. Окрыленный Григорий вернулся в Москву и… вдруг увидел, что он в самом прямом смысле слова выброшен на улицу. Оказалось, что, пока он был в Швеции, против его отца, служившего казначеем в одном из монастырей, возбудили дело о растрате. Все имущество, в том числе и дом, тут же конфисковали, а отца и молодую жену царского посланника вышвырнули на улицу. Сколько ни бился младший Котошихин, дом так и не вернули. Пришлось покупать другой, но на это тринадцати рублей его годового жалованья не хватало. Тут-то и подвернулся тот самый Адольф Эберс, который без лишних слов ссудил Григория деньгами, само собой разумеется, в обмен на секретные сведения.
Так Котошихин стал шведским агентом. Если же учесть, что с Эберсом он встречался вполне официально как с посланником короля, то никому и в голову не могло прийти, что самую ценную информацию он сообщал именно в ходе этих встреч.
Все это выяснилось гораздо позже, а пока что люди из Приказа тайных дел, нагрянувшие в ставку князя Черкасского, начали склоняться к мысли, что вся эта история с перехваченным письмом не что иное, как, говоря современным языком, грубо состряпанная деза шведских спецслужб, поставивших целью скомпрометировать наиболее доверенных лиц царя. Скорее всего, именно эта версия легла бы в основу доклада царю, если бы у Котошихина не сдали нервы. Он вдруг решил, что вот-вот будет изобличен, а это значит, жестокие пытки и, как особая милость, топор палача. Не моргнув глазом он сжег все мосты и бежал в Польшу. Там он в открытую обратился к польскому королю Яну-Казимиру с предложением своих услуг в качестве информатора о делах при Московском дворе и в Посольском приказе. Король принял это предложение, положил ему жалованье сто рублей в год, определил находиться при литовском канцлере Паце и впредь велел называться на польский лад Иваном-Александром Селецким.
Но Котошихин жаждал большего. Он хотел быть личным советником короля, он мечтал быть при его особе и давать стратегические рекомендации в случае войны с москалями. То ли Ян-Казимир испытывал естественное недоверие к предателю московского престола, то ли поступавшая от него информация была не заслуживавшей внимания, но общаться с Котошихиным он отказался и до собственной персоны не допускал.
Григорий смертельно обиделся, и пределы Польши покинул, уехав сперва в Силезию, а потом в Пруссию. Но вот ведь как бывает, единожды предавший оказался никому не нужным, ни один двор не захотел иметь дело со столь ненадежным человеком. И тогда Котошихин вспомнил о своих первых хозяевах. На первом же корабле он отправился в Нарву, где в те времена была резиденция шведского генерал-губернатора Ингерманландии Якова Таубе, с которым он познакомился еще во время своей триумфальной поездки в Стокгольм. Таубе немедленно принял Котошихина и пообещал переслать королю Карлу XI его прошение, в котором тот писал: «Я решился покинуть мое отечество, где для меня не оставалось никакой надежды, и прибыл в пределы владений Вашего королевского величества. Я всеподданнейше прошу и умоляю, дабы Ваше королевское величество соизволили принять меня под Вашу королевскую защиту, покров и пр.».
