Следующий генерал армии, Герой Советского Союза, Герой Социалистического Труда И. Третьяк не был столь категоричен. Он даже готов признать, что жертвами насилия стали не только гуси и утки:
«Конечно, в такой огромной войсковой группировке, которая в 1945 году вошла в Германию, всякое случалось. Мужики по нескольку лет женщин не видели. Кто-то и не устоял. Но сегодня многие признают, что сексуальные связи между нашими бойцами и немками далеко не всегда носили насильственный характер. Бывал и обоюдный интерес. Странно сегодня читать, как некий англичанин вдруг озаботился сексуальными коллизиями 60-летней давности, о которых сами немки вслух не вспоминают…»
Президент Ассоциации историков Второй мировой войны, доктор исторических наук, профессор О. Ржешевский также не скрывает своего возмущения очередной попыткой «воссоздать образ «азиатских орд», который вбивала в головы немцев нацистская пропаганда, а затем небольшая группа историков-неофашистов, от которых давно отвернулись в Германии (выделено мной. — М.С.)». Как и следовало ожидать, особое негодование профессора, Президента Ассоциации историков вызывает именно необоснованность обвинений:
«Следовало бы иметь веские основания, располагать документами, если уж выдвигать столь тяжелое обвинение в адрес армии, вынесшей на своих плечах основную тяжесть борьбы с фашистским нашествием. Но их в книге Бивора нет. Сведения о «массовом насилии» основываются на свидетельствах типа «берлинцы помнят…», «один доктор подсчитал…», что не приемлемо для научного исследования, на которое претендует книга».
Истина же, по мнению профессора Ржешевского, заключается в том, что «лавина мести могла захлестнуть Германию, однако этого не произошло. Военнослужащие и советской, и других союзных армий в целом проявили гуманное отношение к мирным немецким жителям… Ставкой были приняты чрезвычайные меры для предупреждения бесчинств по отношению к мирному немецкому населению». После этого заявления Ржешевский, как и положено профессиональному историку, приводит документально обоснованный факт. Очень интересный (но, к сожалению, невнятно изложенный) факт: «В первые месяцы 1945 года за совершенные бесчинства по отношению к местному населению были осуждены военными трибуналами 4148 офицеров и большое число рядовых».
«И большое число рядовых». Большое — это сколько? Нет ответа. Приходится строить предположения. На одного офицера в действующей армии приходится минимум 10 солдат. Если принять на веру тезис о том, что причиной «бесчинств» было то, что «мужики по нескольку лет женщин не видели», то средняя ожидаемая вероятность совершения «бесчинств» среди рядовых должна быть выше, нежели среди офицеров. Офицеры Красной Армии (особенно в последние годы войны) женщин видели. Об этом товарищ Сталин позаботился.
Только весной 1942 г. в рамках «массовой добровольной мобилизации» (именно так это называлось в Постановлении ГКО) было призвано более 450 тыс. женщин. С особой гордостью советские историки сообщали о том, что 70 % из них были направлены в Действующую армию. Наряду с мобилизованными по Постановлениям ГКО, в Действующей армии находились вольнонаемные женщины, численность которых в 1945 г. составила 234 тыс. человек. В скобках отметим, что в 1943–1945 гг. в тыловых частях и учреждениях Вооруженных Сил СССР находилось порядка 5 млй призванных на военную службу мужчин, так что отправка на фронт, на самую что ни на есть передовую, сотен тысяч женщин никак не могла быть объяснена катастрофической нехваткой личного состава…
Возвращаясь к факту, приведенному профессором Ржешевским, мы можем в первом приближении предположить, что осужденных за «бесчинства по отношению к местному населению» рядовых было в 10 раз больше, чем офицеров. В таком случае общее количество осужденных (не общее количество бесчинствовавших, а именно и только число осужденных!) составит 40–50 тыс. человек. Для весны 45-го это численность одной общевойсковой армии.
Но и это еще не все. Продолжая демонстрировать свое «усердие не по разуму», С. Турченко спешит дополнить сообщение профессора Ржешевского цитатой из следующего документа:
«Донесение начальника политического отдела 8-й гвардейской армии гвардии генерал-майора М. Скосырева от 25.04.45 года:
В последние дни резко уменьшилось количество случаев барахольства, изнасилования женщин и других аморальных явлений со стороны военнослужащих. Регистрируется по 2–3 случая в каждом населенном пункте, в то время как раньше количество случаев аморальных явлений было намного больше…»
Итак, что же нам рассказали уважаемые, авторитетные люди? Слово «убийство» не произнес никто. М.А. Гареев знает про краденых кур, но об изнасилованиях даже и не слыхивал; генерал армии И. Третьяк признает наличие неких «сексуальных коллизий», не заслуживающих, впрочем, упоминания и обсуждения; историк Ржешевский не знает никаких документов, которые могли бы подтвердить факт «массового насилия», но признает факт осуждения многих тысяч солдат и офицеров Красной Армии за бесчинства, которых, по мнению Гареева, не было вовсе. Гвардии генерал-майор с гордостью сообщает, что количество изнасилований и других аморальных явлений, выдуманных геббельсовской пропагандой, «резко уменьшилось» и «в каждом населенном пункте» регистрируется всего лишь по 2–3 случая. Сущая ерунда. «Раньше количество случаев аморальных явлений было намного больше».
Теперь обратимся к документам и фактам, собранным «небольшой группой историков-неофашистов, от которых давно отвернулись в Германии». Сразу же должен признать, что в данном случае профессор Ржешевский не сильно ошибся в формулировке. В послевоенной (и, что совсем уже странно, в постсоветской) Германии историки, не согласные с тем, что сам факт ожесточенного военного столкновения между коричневым и красным фашизмом может служить оправданием для любой из этих преступных диктатур, остаются на положении «прокаженных», с которыми остерегаются иметь дело те, кто претендует на политическую карьеру и государственные «гранты». И тем не менее в ходе упорной многолетней работы исследователей был собран и обобщен огромный массив фактов и документов.
Прежде всего следует назвать 11-томный сборник «Документация изгнания немцев», работа над которым была начата в августе 1949 г. и продолжалась более 4 лет. Выжившие рассказывали о преступлениях, жертвами которых стали их родственники и соседи; записывались показания учителей, врачей и государственных чиновников. На основании этих сведений исследователи пришли к цифре в 12 млн изгнанных с родных мест немцев, из числа которых 2 млн все еще считались «пропавшими без вести», что применительно к ситуации середины 50-х годов можно было считать синонимом слова «погибшие».
Расчеты, выполненные методом демографического баланса, привели к выводу, что в «восточных областях», перешедших после войны в состав СССР, Польши и Чехословакии, погибло 2484 тыс. человек гражданского населения (не считая погибших на фронте мужчин). Разумеется, метод демографического баланса сам по себе заведомо неточен и каждая цифра в нем может быть подвергнута обоснованной критике. Стоит, однако, напомнить о том, что канонизированная ныне цифра потерь Советского Союза (27 млн человек) была получена почти таким же методом. Оговорка «почти» относится к тому, что немецкие историки использовали данные переписи 1948 г., т. е. переписи, проведенной через три года после окончания войны, а советские — данные переписи населения 1959 г. (14 лет после войны) и фальсифицированной сталинской переписи 1939 г.
