Манштейн, 56-й танковый корпус которого первым форсировал Западную Двину, пишет в своих мемуарах: «В эти дни советская авиация прилагала все усилия, чтобы разрушить воздушными налетами попавшие в наши руки мосты. С удивительным упорством, на небольшой высоте одна эскадрилья летела за другой с единственным результатом — их сбивали».
В итоговом «Отчете о боевых действиях 2-й АД за два месяца войны», подписанном командиром дивизии полковником Архангельским, читаем: «… 2. Действия в первом месяце войны мелкими группами и одиночными самолетами (имелась прямая директива „больше звена исходить“) являлась ошибочной и дала возможность уничтожать нас по частям. Крупные цели в виде больших мото-мехколонн следовали чуть ли не парадным строем (Двинск, Остров) и требовали массированных действий авиации. И для этого были и силы и средства.
Характерно отметить, что все, чему нас учили в академии и на полевых учениях (а учили не всегда уж плохо), с первых дней войны было растоптано и заменено сплошной импровизацией» [337].
Прямая директива, действительно, имелась. Причем самого высокого уровня. 4 июля 1941 г. за подписью Жукова вышла директива Ставки ГК (б/н) следующего содержания:
«Ставка приказала:
1. Вылет на бомбометание объектов и войск большими группами категорически запретить.
2. Впредь вылеты для бомбометания по одной цели одновременно производить не более звена, в крайнем случае, эскадрильи» [338].
Для сотен бомбардировочных экипажей эти несколько строк стали смертным приговором. После того как развернутые в первом эшелоне фронтов истребительные авиаполки были смяты и раздавлены волной панического «перебазирования», возможность организации сопровождения бомбардировщиков истребителями была сведена к минимуму. Хаос и развал системы управления ВВС, да и всей Красной Армии в целом, сводили этот минимум к нулю. Если в подобной ситуации у летчиков и оставался какой-то шанс выполнить боевую задачу и при этом выжить, то этот шанс был только в массировании сил, в построении плотных боевых порядков больших групп бомбардировщиков, которые хотя бы в теории могли встретить атакующие «мессершмитты» стеной мощного пулеметного огня. Директива Ставки не оставляла звену (3 самолета) СБ или ДБ практически никакой надежды на возвращение домой после встречи с истребителями противника..
Правды ради надо признать, что авиация той эпохи — даже при самом идеальном ее использовании — неспособна была самостоятельно решить задачу уничтожения танковых колонн противника. Огонь с неба мог лишь в большей или меньшей степени помочь наземным войскам, которым предстояло упорной обороной остановить наступление врага. Поэтому одновременно с переключением действий ВВС Северного фронта с «финского» на «немецкий» фронт Ставка начала перебрасывать навстречу наступающим на Резекне–Остров моторизованным соединениям 4-й Танковой Группы вермахта и сухопутные части Северного фронта.
Первыми на юго-запад были переброшены соединения 1-го МК. Напомним, что 22–24 июня мехкорпус, пройдя 200 км по маршруту Псков–Луга–Гатчина, сосредоточился в южных пригородах Ленинграда. 30 июня 1941 г. по приказу Ставки ГК боевым распоряжением № 19 штаба Северного фронта 1-й механизированный корпус был переподчинён командующему Северо-Западным фронтом [339]. 1 июля, уже по приказу командования Северо-Западного фронта, из состава 1-го МК была уведена 163-я моторизованная дивизия. Дивизия была передана в оперативное подчинение командующего 27-й армией Северо-Западного фронта и получила задачу форсированным маршем сосредоточиться в районе Карсава–Резекне (см. карту № 8). Танковый полк дивизии (25-го тп), имевший до войны 229 легких танков Т-26, получил перед отправкой на Северо-Западный фронт еще и роту новейших тяжелых танков КВ, но из-за несвоевременной подачи подвижного состава «первые эшелоны 25-го танкового полка начали прибывать на ст. Режица (Резекие) только 3 июля 1941 г. к 11 часам в составе примерно до полутора батальонов. Остальные эшелоны в пути следования неоднократно подвергались бомбардировке с воздуха и наземному обстрелу противника и до 3 июля прибытие их в состав 163-й моторизованной дивизии не установлено» [342].
Как бы то ни было, в 5.00 3 июля командир 163-й мд генерал-майор Кузнецов отдает боевой приказ № 5: «К 7.00 3.7 дивизия без 25 тп и 3/365 ап (3-й дивизион артполка) занимает исходное положение для наступления на Двинск. Наступление начать в 9.00 3.7… Не допускать в своих рядах излишнего нервоза и паники, а также беспорядочной стрельбы по самолетам…» [340].
Как в воду глядел командир дивизии, предупреждая о недопустимости «излишнего нервоза и паники». 163-я мд провоевала всего два дня. В архивном деле дивизии хранится половинка листа из ученической тетради «в клеточку», на котором карандашом написан следующий приказ:
«Командиру 163-й мд. К исходу 5.7.41 дивизию собрать в районе севернее Опочка, привести в порядок и готовить оборону по правому берегу р. Великая в р-не Опочка–Горячево» [341].
Подписал приказ командующий 27-й армией генерал Берзарин — будущий военный комендант Берлина…
Одним из элементов «приведения в порядок» стало назначение нового комсостава. В соответствии с приказом (б/н) от 6 июля исполняющим обязанности командира 759-го мсп был назначен капитан Бушуев, и.о. начальника штаба полка — лейтенант Сухов, и.о. командира 529-го мсп — капитан Гагин, и.о. начальника штаба полка — лейтенант Горелик [343]. Назначение капитанов и даже лейтенантов (!) на такие должности исчерпывающе описывает состояние, в котором находилась дивизия. Уже через две недели после разгрома, 17 июля в 10.00 начальник штаба 163-й мд полковник Богданович подписал оперативную сводку № 31: «Дивизия непосредственного соприкосновения с противником не имеет… В дивизию продолжают прибывать группы и одиночки, выходящие из тыла врага и отставшие в р-не Режица (Резекне) после ожесточенных боев 3–4 июля…
Наличие материальной части:
- 335 зенитно-артиллерийский дивизион — без м/ч.
- 364 артполк — два орудия (из 36 по штатному расписанию. — М.С.);
- 205 противотанковый дивизион — три орудия (из 18 по штатному расписанию. — М.С.).
- 177 разведбат — без матчасти» [344].
И тем не менее — дивизия на несколько дней задержала продвижение немцев. Об этом можно судить хотя бы по следующему отрывку из мемуаров Манштейна:
«… 56-й танковый корпус повернул резко на восток, на Себеж–Опочка… К сожалению, наши опасения насчет болотистой местности оправдались. 8-я танковая дивизия нашла, правда, гать, ведущую через болота. Но она была забита машинами советской мотодивизии, которые здесь так и остались (подчеркнуто мной. — М.С.). Потребовались дни, чтобы расчистить дорогу и восстановить разрушенные мосты…» [182].
Основные силы 1-го мехкорпуса были сосредоточены в районе г. Порхов (70 км восточнее Пскова), т.е. фактически корпус вернулся в район своей предвоенной дислокации. После отправки 1-й танковой дивизии в Заполярье, а 163-й моторизованной дивизии в Резекне, «основные силы» корпуса сократились до одной (3-й) танковой дивизии и отдельного корпусного мотоциклетного полка (причем зенитно-артиллерийский дивизион 3-й тд еще 28 июня был из дивизии изъят и «направлен в Ленинград для выполнения особо поставленной задачи») [361].
