«- сколько людей погибло, а нам дадут только болота. Ведь все страны будут над нами смеяться, потому что мы даже маленькое государство и то не смогли победить…
- хорошо, что заключили мирный договор с Финляндией, а то бы белофинны угробили половину Красной Армии…
- наши генералы, несмотря на то, что с утра 13 марта было известно, что мир заключен, все же начали артподготовку и атаку… Штурм Выборга — это демонстрация желания наших генералов принести лишние жертвы…
- вся война с Финляндией свелась к тому, что СССР присоединил кусок земли и понес сотни тысяч жертв…»
И что совсем уже не понравилось т. Сидневу — в огне боя и в слепящей пелене снежной вьюги красноармейцы успели все же разглядеть кусочек другой жизни: «Белофинны живут лучше нашего, у них у всех хорошие дома, а у наших колхозников нет ни у кого таких домов, даже баня у финнов много культурнее и лучше, чем дом колхозника» [78].
Одним словом, командующий 13-й армией комкор Грендаль имел все основания сокрушаться о том, что «политическое воспитание нашего бойца заставляло желать много лучшего. Приходилось читать сводки особых органов, и выявлялась масса сволочи, отдельные моменты контрреволюционного характера… Над нашим бойцом нужно еще как следует поработать. 22 года существования Советской власти еще не вправили некоторым мозги» [20].
Неотложные задачи и планы «вправления мозгов» обсуждались на совещании по вопросам идеологической работы в Красной Армии, состоявшемся 13 мая 1940 г. Там начальник Главпура (и заместитель наркома обороны по должности) т. Мехлис произнес совершенно восхитительную фразу: «Столкновение с действительностью размагничивает нашего бойца и командира, привыкшего рассматривать население зарубежных стран с общей, поверхностной точки зрения» [80]. Не вполне, правда, понятно: где и когда «бойцы и командиры» (в основной своей массе — беспаспортные колхозники, не имеющие ни права, ни возможности переехать в соседний город) приучились рассматривать «население зарубежных стран»? И почему заведомо ложные измышления ведомства Мехлиса насчет «беспросветной нищеты и зверской эксплуатации» должны считаться всего лишь «поверхностной» точкой зрения?
29 марта 1940 г. официальную оценку «текущего момента» дал. выступая на сессии Верховного Совета СССР, глава правительства и нарком иностранных дел В.М. Молотов: «Известно, что выраженное еще в конце прошлого года стремление Германии к миру было отклонено правительствами Англии и Франции… Под предлогом выполнения своих обязательств перед Польшей они объявили войну Германии. Теперь особенно ясно видно, как далеки действительные цели правительств этих держав от интересов распавшейся Польши или Чехословакии. Это видно уже из того, что правительства Англии и Франции провозгласили своими целями разгром и расчленение Германии… Поскольку Советский Союз не захотел стать пособником Англии и Франции в проведении этой империалистической политики против Германии, враждебность их позиций в отношении Советского Союза еще более усилилась, наглядно свидетельствуя, насколько глубоки классовые корни враждебной Политики империалистов против социалистического государства» [73].
Корни, действительно, были очень глубоки. Настолько глубоки, что во всех послевоенных советских учебниках прямо противоположные обвинения в адрес западных держав — обвинения в том, что они недостаточно активно противодействовали «стремлению Германии к миру», бросили Польшу на произвол судьбы и вели пассивную «странную войну», — также обосновывались ссылками на классовую враждебность мировой буржуазии к «первому государству рабочих и крестьян».
Отчитав своих будущих союзников по антигитлеровской коалиции, а также доложив собравшимся чабанам и дояркам о крепнущей с каждым новым актом агрессии дружбе с Гитлером («новые, хорошие советско-германские отношения были проверены на опыте в связи с событиями в бывшей Польше и достаточно показали свою прочность»), Молотов перешел, наконец, к подведению итогов финской войны: «Народное правительство Финляндии высказалось за то, что в целях предотвращения кровопролития и облегчения положения финского народа следовало бы пойти навстречу предложению об окончании войны. Тогда нами были приняты (так в тексте, лучше было бы использовать слова „выработаны“, „сформулированы“) условия, которые вскоре были приняты финляндским правительством… Вскоре состоялось соглашение между СССР и Финляндией. В связи с этим встал вопрос о самороспуске Народного Правительства, что им к было осуществлено… Таким образом, цель, поставленная нами, была достигнута и мы можем выразить полное удовлетворение договором с Финляндией» [73].
Судя по газетному отчету, последние слова Молотова были встречены бурными аплодисментами собравшихся.
И в самом деле — чего же лучше? Все произошло исключительно в соответствии с пожеланиями широких народных масс. Сначала восставшие из ада капиталистической эксплуатации трудящиеся Финляндии захотели свергнуть правительство «кровавых шутов» и «белофинских маннергеймовских бандитов». Пожалуйста — братский Советский Союз послал им на помощь миллионную армию и высыпал на финские города 55 тысяч фугасных авиабомб. Затем «народное правительство» решило наступить на горло собственной песне и самоликвидировалось. Отлично, поскольку никаких других целей, кроме как помогать во всем «господину» Куусинену, у советского руководства никогда и не было, оно с готовностью пошло навстречу новым пожеланиям трудящихся и прекратило войну.
Смех смехом, но никаких разумных объяснений прекращения войны официально не было названо вплоть до самороспуска самого Советского Союза в декабре 1991 года. Надеюсь, читатель извинит нас за то, что мы не будем относить «укрепление безопасности Ленинграда» (каковое «укрепление» якобы было достигнуто после разрушения полосы укреплений, отделявших Финляндию от СССР) к разряду причин неожиданного прекращения войны…
Главные итоги войны подводили, разумеется, не в Верховном Совете, а совсем в других кабинетах. С 14 по 17 апреля 1940 г. в ЦК ВКП(б) прошло Совещание начальствующего состава Красной Армии, посвященное анализу боевых действий финской войны. В Совещании приняло участие практически все высшее военно-политическое руководство страны (Сталин, Молотов, нарком обороны Ворошилов, заместители наркома Кулик и Мехлис, начальник Генштаба Шапошников, начальник Главного разведывательного управления Проскуров) и несколько десятков командиров в званиях от майора до командарма 2-го ранга (генерал-полковник).
Стенограммы выступлений участников Совещания были рассекречены и опубликованы в конце 90-х годов [20]. Изучение этих документов заставляет пересмотреть многие устоявшиеся стереотипы. Вопреки широко распространенному заблуждению, Сталин вовсе не был удручен, потрясен или хотя бы просто огорчен уровнем боеспособности своей армии. По крайней мере, именно такую линию поведения, такой характер обсуждения он задал высокому собранию. Несмотря на то, что многие участники Совещания говорили о фактах неприглядных и даже трагических, привели массу примеров вопиющего разгильдяйства, неорганизованности, слабого и безграмотного управления на всех уровнях, товарищ Сталин был настроен вполне благодушно. Он отечески журил провинившихся, хвалил Красную Армию в целом, не забывая мягко указать на отдельные недостатки, охотно и много шутил. Обстановка была сугубо семейная — встреча строгого отца с любимыми и любящими сыновьями. Общий настрой трудно передать короткими словами, поэтому мы вынуждены предложить читателю пространные цитаты.
