У доверчивых врагов-союзников всеми правдами и неправдами покупали, добывали, воровали новейшие военные технологии. Добыча была огромной: реактивные двигатели, зенитные ракеты, радиолокаторы, баллистические ракеты, инфракрасные системы самонаведения… И, наконец, вершина всех усилий — двадцать тысяч страниц технического описания американской атомной бомбы, скопированной и успешно испытанной всего через четыре года после падения Берлина.
Жизнь подданных империи также была небывалой и беспримерной. Скажем честно, в «России, которую мы потеряли», простой труженик жил не больно сытно, а раз в 5–7 лет, после очередного каприза природы и вызванного этим неурожая, так и вовсе голодал. Квартирный вопрос, обострившийся в годы форсированной индустриализации, заставил десятки миллионов «полновластных хозяев страны» выстроиться в очередь к коммунальному сортиру. Всё это, конечно же, не прибавляло радости и заставляло официальную пропаганду с особым усердием напоминать забывшимся о том, что «жить стало лучше, жить стало веселей». Но такой ужасающей нищеты, в какой жили советские люди в конце 40-х годов, не бывало никогда. Сотни городов и десятки тысяч деревень были разрушены дотла отступающей немецкой армией, которая получила от своего командования такую же команду об уничтожении всего и вся, но — в отличие от Красной Армии — выполнила её с немецкой настойчивостью и педантизмом. Миллионы семей остались без мужчин, работников и кормильцев, миллионы инвалидов превратились в горькую обузу и для себя и для своих близких. Народ жил в бараках, землянках, сараях, подвалах, с «удобствами» во дворе и водопроводным краном в соседнем квартале. И из этих бесконечно усталых, измученных, оборванных и голодных людей вытягивали последние жилы на непосильном труде. Нет, Сталин не был злым по природе человеком, он был бы и рад (возможно) дать своим рабам передышку — но возможности такой не было. Надо было спешить, время и так уже было безнадёжно упущено: у американцев были бомбы (правда, никто не знал точно — сколько именно) и вот-вот должны были появиться неуязвимые средства доставки. Времени на вторую (и как прекрасно понимал сам Сталин — последнюю в его жизни) попытку завоевать мир оставалось совсем немного. Поэтому опять с рассвета до рассвета гудели и грохотали цеха огромных военных заводов, опять каждое утро встречало прохладой выжатую как лимон ночную смену, освободившую место у станков и машин для новой смены обречённых «освободителей».
У Сталина не было лишних ресурсов для того, чтобы накормить, одеть и обуть в целое и новое, предоставить нормальное жильё и дешёвенький «фольксваген» каждому из выживших в организованной им всемирной бойне победителей. Но он сделал умнее. Он проявил великую мудрость и сделал один, но истинно царский подарок на всех: Сталин подарил своим подданным СКАЗКУ. О, эта сказка была прекрасна и страшна одновременно. Это была сказка про юную прекрасную страну, в которой среди бескрайних полей и рек дышалось необычайно легко и счастливо. В этой стране все были равны, все были свободны, там не было зависти, доносов, пыток, расстрелов, концлагерей. Церкви и тюрьмы сровняли с землёй, мирный, созидательный, бесплатный труд стал владыкой этой земли и вознёс над ней свой символ — щит и меч. Но однажды, солнечным летним утром, тёмные силы внезапно и вероломно напали на прекрасную страну. И тогда весь народ, как один человек, поднялся на смертный бой. То был воистину смертный бой, потому как несметные полчища врагов были вооружены новейшим оружием, а мудрый правитель прекрасной страны частенько выступал на международной арене, где проводил неизменно миролюбивую внешнюю политику и ни о какой войне даже не помышлял. В этом месте сказка теряла уже последние крохи здравого смысла (ибо в чём же тогда была мудрость мудрого правителя, если дурные люди обвели его, как ребёнка?), но разве же сказки любят за презренный «здравый смысл»? Благородная ярость мирных людей вскипела, как волна, и обрушилась на проклятую орду захватчиков. У защитников чудесной страны не было танков, не было самолётов, простых винтовок и то не было, но зато был беспримерный в истории массовый героизм. Они бросались грудью на вражеские пулемёты, с бутылками бросались под вражеские танки и, стоя на эшафоте, кричали в лицо врагам: «Нас двести миллионов! Всех не перевешаете!» И бежали в страхе чёрные полчища прочь из этой страны, и весь мир в восхищении встречал армию мудрого правителя цветами и трофейными аккордеонами.
Взрослые люди слушали эту волшебную сказку — и забывали всё, что видели своими собственными глазами, а когда кровожадный и подлый сказочник умер (или был своевременно отравлен своими товарищами по Политбюро), миллионы людей рыдали и бились в истерике…
Хрущёв не побоялся многое изменить в стране, которую он неожиданно для самого себя возглавил. Он сильно рисковал, когда вернул с Колымы миллионы зэков, он сильно рисковал, когда в собрании своих подельников публично назвал преступления преступлениями. Он не побоялся даже вытащить из мавзолея и сжечь мумию Сталина. Но и Хрущёв не стал менять официозную версию истории войны, не рискнул провести серьёзное и нелицеприятное расследование реальных причин военной катастрофы 41-го года. Да и зачем? Для установления истины? Биография товарища Хрущёва была такова, что он едва ли помнил и понимал значение этого слова. Для наказания виновных? Безо всякого расследования было понятно, что в числе главных виновников окажется и Жуков, без которого Хрущёв не удержался бы у власти, да и сам Хрущёв, как один из верных сподвижников Сталина. Самым же главным виновником любое беспристрастное расследование назвало бы коммунистический режим, который Хрущёв отнюдь не собирался разрушать. Поэтому решено было поставить большую точку, точнее говоря — восклицательный знак, который отныне заполнял собой сотни страниц миллионов томов «военно-исторических исследований». И даже в тех случаях, когда под грифом «Для служебного пользования» переводилась и издавалась мизерным тиражом серьёзная работа западного историка, на первой же странице появлялось суровое предостережение: «Из-за своей ограниченности и классовой принадлежности автор не смог указать на истинные источники высоких моральных качеств советских воинов — прочность и великие преимущества социалистического общественного и государственного строя, дружбу народов СССР, советский патриотизм и пролетарский интернационализм, безраздельное руководство Коммунистической партии всеми сторонами жизни страны в годы войны».
Впрочем, иные сочинения западных историков и не нуждаются в агитпроповском комментарии. Пресловутая «политкорректность», на которой тихо сходит с ума современный мир, вкупе со старческой болезнью «левизны» западных интеллектуалов способствовали абсолютно некритическому восприятию и воспроизводству военно-исторических мифов советской пропаганды далеко-далеко от Москвы.«Вопреки всем контраргументам и уже в период, когда товарищ Сталин был давно разоблачён как преступник против человечества, а Советский Союз шёл к гибели, ещё в октябре 1991 г. в рамках международной конференции, организованной Исследовательским центром бундесвера по военной истории во Фрайбурге, говорилось о «массовом героизме, храбрости и стойкости», проявленных всеми без исключения красноармейцами с самого начала войны. Если такие утверждения воспринимались беспрекословно, даже аплодисментами в аудитории, которая должна была претендовать на компетентность и научность, то чего же ожидать от широкой общественности, чьи исторические познания в основном базируются лишь на поверхностных сообщениях едва ли не ещё менее осведомлённой, но зато политически однозначно ориентированной журналистики?» (42, стр. 95)
