И последний штрих к обсуждению мобилизационного плана МП-41. Потребовав обеспечить такой феноменальный уровень технической оснащённости Красной Армии, будущий Маршал Победы записал в мобплан следующую фразу: «Потребность на покрытие предположительных потерь на год войны в младшем начальствующем и рядовом составе рассчитана исходя из 100% обновления состава армии». 100-процентное обновление рядового состава. За один год. За один год успешной войны — про 22 июня тогда ещё никто ничего не знал…
Часть 2
«КОГДА НАС В БОЙ ПОШЛЁТ ТОВАРИЩ СТАЛИН…»
Глава 6
ГИПОТЕЗА № 1
Разумеется, когда Жуков и Тимошенко подписывали предложения по МП-41, они меньше всего думали о создании максимальных удобств для будущих поколений советских историков. Руководствовались они какими-то другими соображениями. Какими? Отнюдь не претендуя на ясновидение, я готов предложить читателям свою гипотезу произошедшего. Для самых невнимательных повторю ещё раз — гипотезу. Это не есть достоверный факт. Достоверные факты были приведены в предыдущих главах. В настоящей (и следующей) главе я лишь делюсь своим субъективным мнением.
Непомерно завышенные (завышенные по отношению к возможностям советской промышленности, завышенные по сравнению с реальной численностью войск потенциальных противников, завышенные по отношению к возможности рационального использования вооружённых сил) требования мобилизационного плана МП-41, равно как и сам факт принятия в феврале 1941 г. программы широкомасштабной реорганизации механизированных войск, имеют большое «диагностическое» значение. В отсутствие прямых документальных свидетельств они позволяют высказать обоснованные предположения как о стратегических планах Сталина, так и о настроениях в высшем эшелоне военного руководства.
Но прежде всего следует чётко обозначить и разделить два очень важных момента.
Первое. Наступательная направленность военной доктрины сталинского государства является несомненным, бесспорным фактом. Это — не гипотеза. Это уставная норма, «категорически и выпукло» выраженная в первых же параграфах Полевого устава ПУ-39. «Если враг навяжет нам войну, Рабоче-Крестьянская Красная Армия будет самой нападающей из всех когда-либо нападавших армий. Войну мы будем вести наступательно, с самой решительной целью полного разгрома противника на его же территории».
Второе. Наступательная направленность планов и системы боевой подготовки Красной Армии ни в коей мере не может служить доказательством агрессивности внешней политики сталинской империи. Ни в коей мере. Армия любой великой державы создаётся именно для того, чтобы разгромить (или по меньшей мере значительного ослабить) вооружённые силы противника. Самым эффективным способом решения этой задачи было, есть и будет наступление («только решительное наступление на главном направлении, завершаемое окружением и неотступным преследованием, приводит к полному уничтожению сил и средств врага»). Что делать потом с этим противником, с его территорией, с его материально-производственными ресурсами, с остатками его армии — это уже вопрос политики. Вопрос, для решения которого оперативные принципы ведения войны не имеют практически никакого значения. Не только агрессивное, но и не желающее ничего иного, кроме мира и спокойствия, государство должно стремиться к тому, чтобы победа была завоёвана «малой кровью», с минимальными разрушениями собственной территории и минимальными жертвами среди собственного населения. Другого пути к этому идеалу, кроме решительного наступления с целью «разгрома противника на его же территории», нет. Из множества примеров, подтверждающих эту военную аксиому, приведём хотя бы один. Армия Обороны Израиля (таково официальное наименование вооружённых сил этого государства) даже и не пыталась стать в самоубийственную при имеющихся географических условиях (минимальная ширина территории страны в границах, установленных резолюцией ООН 1947 г., составляет 18 км) позиционную оборону. И в 1948, и в 1967, и в 1973 годах стратегическая задача обороны страны решалась решительными и смелыми (на грани безрассудства) наступательными действиями. Глубина ударов при этом во много раз превышала размеры территории самого Израиля. Затем, после окончания активной фазы боевых действий, достигнутое значительное ослабление вооружённых сил противника использовалось для принуждения его к отказу (сначала — временному, затем и постоянному) от агрессивных намерений. Захваченная же территория (Синайский полуостров) была немедленно возвращена Египту после заключения мирного договора.
Предельная и неизменная агрессивность сталинской империи находила своё выражение и подтверждение не в параграфах Полевого устава (эти параграфы были просто разумны, и не более того) и даже не в огромной численности Красной Армии (фашистская Италия совершала многочисленные акты агрессии, имея вооружённые силы смехотворно малые в сравнении с численностью советской армии), а совсем в других событиях и фактах. Например, в Государственном гербе СССР, на котором серп с молотом накрывали весь земной шар, на каковом шаре границы «пролетарского государства» не были обозначены даже тончайшей линией. Тех, кто считает этот факт малозначимой деталью, я попрошу назвать мне хотя бы ещё одно государство с подобными претензиями в официальной символике. Я другой такой страны не знаю.
Агрессивность созданного Лениным — Сталиным государства вырастала из откровенного, демонстративного произвола и беззакония во внутренней политике («диктатура пролетариата есть власть, завоёванная и поддерживаемая насилием пролетариата над буржуазией, власть, не связанная никакими законами» — В. И. Ленин), из неприкрытых мессианских амбиций коммунистических лидеров: вооружённый переворот, приведший их к власти, объявлялся «величайшим событием мировой истории», созданный на развалинах России тоталитарный монстр был назван «осуществлённой мечтой человечества». Агрессивность сталинской империи формировалась всепроникающей официальной пропагандой, которая денно и нощно внушала населению (и прежде всего — бойцам и командирам Красной Армии) тезис о том, что они не только имеют право, но даже обязаны («наш интернациональный долг») вооружённым путём «помочь» установить советские порядки в любой стране, на которую им укажет начальство. Впрочем, с началом мировой войны лицемерные разглагольствования об «интернациональном долге» начали сменяться откровенно имперскими призывами. «Наша партия и Советское правительство борются не за мир ради мира, а связывают лозунг мира с интересами социализма, с задачей обеспечения государственных интересов СССР… Где и при каких бы условиях Красная Армия ни вела войну, она будет исходить из интересов своей Родины, из задач укрепления силы и могущества Советского Союза. И только в меру решения этой основной задачи Красная Армия выполнит свои интернациональные обязанности». (4, стр. 578) К началу лета 1941 г. советская военная пропаганда практически сбросила всякий камуфляж и начала прямую подготовку армии и народа к широкомасштабной захватнической войне. Подготовленная в начале июня 1941 г. лично секретарём ЦК ВКП(б) A. C. Щербаковым Директива «О состоянии военно-политической пропаганды» была уже составлена в таких выражениях:
