Помешала, как это ни странно, наша разведывательная авиация, по поводу «уничтожения» которой в первые часы войны так сокрушался В. Суворов.
Нет, она летала, разведывала, ее было много (315-й и 316-й разведывательные авиаполки, 62 исправных самолета, в том числе 38 новейших скоростных разведчиков Як-4), и она доложила штабу 5-й армии и фронта, что от Бреста на Ковель, через леса и болота Полесья, движутся несметные вражеские полчища. Как пишет Баграмян [110], состав этой несуществующей в природе группировки оценивался тогда в две тысячи танков (и это при том, что ни в одной танковой группе вермахта фактически не было и одной тысячи танков).
К сожалению, разведка 5-й армии в течение по меньшей мере трех дней не смогла прояснить обстановку — т.е. сесть на мотоцикл и за два часа проехать 130 км по автостраде от Ковеля до пригородов Бреста (в сам Брест, захваченный в первый же день войны немцами, заезжать уже не следовало). Все это привело к тому, что не только 41-я тд, но и еще одна дивизия 22-го МК (215-я моторизованная) ушла по маршруту Ровно — Луцк — Ковель в полесские леса, навстречу мифическим танкам противника.
Вот так и получилось, что на пути наступающей вдоль шоссе на Луцк 14-й тд вермахта оказалась одна только 1-я противотанковая артбригада под командованием К.С. Москаленко. Она и спасла положение. Несмотря на то что 1-я ПТАБ вступила в бой в самом «неуставном порядке» — с ходу в движении, не замаскировав орудия, на случайных огневых позициях, — мужество бойцов и командиров, великолепная выучка и подготовка артиллерийских расчетов, воинский талант командира бригады оказались сильнее вражеских танков. Сказалось и отсутствие у немецких командиров опыта ведения танкового боя — 14-я тд была сформирована в октябре 40-го года на базе 4-й пехотной дивизии, и в ее «послужном списке» числилось лишь бесславное вторжение в Югославию в апреле 1941 г.
Отдав должное героизму солдат, отметим, правды ради, и качество советского вооружения. Мощнейшие орудия (противотанковые 76-мм и 85-мм зенитные), которыми была оснащена бригада, пробивали немецкие танки насквозь, а с легких PZ-II срывали башни.
В оперативной сводке 5-й армии № 9 содержалось сообщение о том, что «в период с 23 по 27 июня 1-я ПТАБ уничтожила и подбила около 150 танков противника» [75, с. 40]. Цифра эта, разумеется, преувеличена — во всей 14-й тд вермахта было всего 147 танков, и дивизии этой предстояло еще дойти до Сталинграда (где она и была первый и последний раз уничтожена). Но то, что вместо победного марша по автостраде на Луцк немецким танкам пришлось три дня прогрызаться с большими потерями через огневые позиции 1-й ПТАБ, не вызывает никаких сомнений.
К сожалению, на Радеховском направлении не нашлось другой такой бригады (хотя в составе Ю-3. ф. числилось четыре ПТАБ), а главное — не нашлось другого такого Москаленко. К исходу дня 22 июня немецкая 11-я танковая дивизия передовыми частями вышла в район Радехова (35 км от границы).
Южнее, в полосе от Равы-Русской до Перемышля (сейчас этот город снова в Польше, и на карте он обозначен как Пшемысль) немецкая пехота с переменным успехом пыталась отбросить от границы части 6-й и 26-й армий. «На остальных участках 26-й армии положение не вызывало тревоги, — пишет в своих мемуарах Баграмян, — и совсем спокойно было в полосе 12-й армии, занимавшей оборону в Карпатах и Буковине».
Такова была общая обстановка на Юго-Западном фронте в те часы, когда в ночь с 22 на 23 июня на командном пункте Ю-3. ф. в Тернополе собрались на совещание генерал-полковник Михаил Петрович Кирпонос (командующий фронтом), генерал-лейтенант Максим Алексеевич Пуркаев (начальник штаба фронта), корпусной комиссар Николай Николаевич Вашугин (должность его называлась «член Военного совета фронта», но мы в дальнейшем будем называть его просто и понятно — комиссар), а также прибывшие в качестве полномочных представителей Ставки генерал армии, начальник Генерального штаба РККА Георгий Константинович Жуков и первый секретарь ЦК КП(б) Украины, будущий глава ядерной сверхдержавы Никита Сергеевич Хрущев.
Этой команде предстояло принять историческое решение. Огромные силы, собранные на Юго-Западном фронте, исключительно выгодное очертание границы (при котором Львовская группировка советских войск нависала над глубокими тылами противника), надежно прикрытые болотами Полесья и Карпатскими горами фланги фронта — все это позволяло ставить задачу на окружение и полный разгром вражеской группы армий «Юг». А такой поворот событий развалил бы немцам весь план «блицкрига», неизбежно заставил бы их снимать войска с главного оперативного направления Минск — Смоленск — Москва. Одним словом, история изменила бы течение свое...
Из мемуаров присутствовавшего на этом совещании Баграмяна (в то время — начальника оперативного отдела штаба фронта) известно, что Пуркаев и Вашугин высказали прямо противоположные мнения.
Начальник штаба считал, что необходимо отвести войска на восток, на линию укрепрайонов за старой советско-польской границей, и только после этого, стабилизировав фронт обороны, перейти в наступление.
Комиссар фронта потребовал незамедлительно приступить к выполнению директивы Ставки о переходе в контрнаступление.
Автор, сидя в мягком кресле перед компьютером, не считает себя вправе рассуждать о том, кто из них был прав. Тем более что оба они были правы, причем именно по-своему правы.
Начальник штаба, как никто другой, понимал, что для полного отмобилизования войск (т.е. призыва приписного состава, мобилизации автотранспорта из народного хозяйства, развертывания тылов) фронту по предвоенным планам нужно еще три-четыре дня. Противник же ждать не будет, и его наступление может сорвать организованное отмобилизование — вот почему лучше отойти самим на заранее подготовленный мощный оборонительный рубеж и уже за ним изготовиться для нанесения решительного контрудара.
Комиссар лучше других знал, сколько тысяч раз красноармейцам внушали, что Красная Армия будет «самой наступательной из всех армий», что врага будут громить «на чужой земле» и т.д. Отход с первых дней войны, да еще и отход на глубину в 200—250 км мог самым негативным образом сказаться на боевом духе войск — а это ничуть не менее опасно, нежели нехватка тракторов и грузовиков. К тому же в предложении Пуркаева был и весьма дурной политический подтекст — поспешный отход с «освобожденных» в сентябре 1939 г. территорий выглядел бы косвенным признанием неправомерности их захвата. Допустить такое комиссар не мог. И по-своему он был, конечно, прав.
Армия держится на единоначалии. Для того и есть на фронте командующий, чтобы, собрав воедино все разумное в предложениях своих подчиненных, принять единственное, обязательное для всех решение. А в той ситуации, что сложилась на Юго-Западном фронте, соединить противоположное было не так уж сложно.
«Счастье на стороне больших батальонов», — говаривал Наполеон. «Бог войны не любит талантливых авантюристов, он любит крупные армии», — писал полтора столетия спустя американский военный историк Тейлор. И вот в этом смысле Жукову и Кирпоносу несказанно повезло.
В распоряжении командования Ю-3. ф. было достаточно сил и для того, чтобы перейти к упорной обороне в полосе 5-й армии, и для нанесения сокрушительного удара
