Правды ради надо отметить, что периодически у командиров среднего звена терпение лопалось, и они начинали проявлять отмененную в 1917 году «частную инициативу»:
«...в 10 часов 26 июня по частной инициативе командира полка подполковника Пролеева 19-й тп атаковал противника в районе высот юго-восточнее Радзехув. В районе Денбины Охладовские полк был встречен организованным огнем противотанковых орудий. В результате атаки было уничтожено до 70 противотанковых орудий, 18 танков и до батальона пехоты. Потери полка: 9 танков KB и 5 танков БТ-7...
...для противодействия крупным разведывательным отрядам противника командиром 20-го танкового полка была выделена группа в составе 15 танков, а затем была проведена контратака силами 20-го танкового и мотострелкового полков при поддержке двух батарей 10-го гаубичного артиллерийского полка...С выходом наших танков танки противника боя не приняли и отошли за линию высот, где у противника была организована сильная противотанковая оборона. В результате боя... насчитано 56 раздавленных и подбитых противотанковых орудий и 5 подбитых танков противника.
Наши потери: 4 танка KB и 7 танков БТ- 7, не вернулось из боя 4 танковых экипажа, в том числе начальник отряда майор Говор...»
Вся эта' неразбериха закончилась в шесть часов вечера 26 июня сценой, вполне достойной фильма ужасов.
Обратимся снова к мемуарам Баграмяна: «...вражеская авиация засекла командный пункт 15-го мехкорпуса. В результате ожесточенной бомбежки его штаб понес большие потери».
В отчете о боевых действиях 15-го МК это событие описано более конкретно: «18 самолетов противника подвергли тяжелой бомбардировке командный пункт... Бомбежка продолжалась в течение 50 минут, в результате ранено 2 красноармейца и 1 убит».
18 самолетов, 50 минут бомбежки, потери — 3 человека?
В ходе этого налета погиб командир корпуса генерал-майор Игнатий Иванович Карпезо. Сослуживцы тут же, в лесу у местечка Топорув, похоронили генерала.
И тут на КП корпуса прибыл Иван Васильевич Лутай, заместитель командира по политчасти, проще говоря — комиссар корпуса. Прибыл, выслушал доклад о гибели командира — и приказал разрыть свежую могилу.
Писатель-фронтовик В.В. Карпов, член ЦК КПСС последнего замеса, первый секретарь правления Союза писателей СССР, в своей известной книге восхвалений мудрости Маршала Победы Жукова дает такое объяснение действиям комиссара: Иван Васильевич, дескать, потерял самообладание от горя и начал биться над могилой как истеричная барышня...
Верится в это с трудом. У наших комиссаров и биография, и воспитание были слишком суровыми, чтобы их можно было представить в таком образе. Что-то, видимо, насторожило Лутая, и он, скорее с наганом в руке, нежели со слезами на лице, решил лично разобраться в причине гибели командира корпуса.
Могилу разрыли — Карпезо был жив, правда, без сознания, в тяжелой контузии.
Бдительность и настойчивость, проявленные Лутаем, спасли жизнь генерала, но спасти 15-й МК от разгрома, к которому он уже неудержимо катился, не удалось никому.
В то время как 15-й мехкорпус короткими перебежками метался в заколдованном треугольнике Радехов — Броды — Буек, а 4-й мехкорпус совершал возвратно-поступательное движение по маршруту Львов — Яворов — Львов, третий наш «богатырь» — 8-й МК генерала Рябышева — двигался к району будущего танкового сражения широким, размашистым зигзагом, как лыжник в слаломе-гиганте.
Накануне войны 8-й МК входил в состав 26-й армии, которой по предвоенным планам предстояло наступать по направлению Самбор — Жешув — Тарнув. Уже в 10 часов утра 22 июня из штаба армии поступил приказ, в соответствии с которым корпус был поднят по тревоге и к исходу дня, миновав Самбор, вышел непосредственно к пограничной реке Сан.
Там же произошло и первое боевое столкновение головного танкового батальона майора Сытника с немецкой пехотой. В мемуарах Попеля оно описано так:
«...бегущие серо-зеленые фигурки исчезали под гусеницами «тридцатьчетверок» и КВ. Уцелевшие бросались в реку и пытались спастись вплавь. Но танковые пулеметы довершали дело...»
Развить успех корпусу не дали. Вечером 22 июня, в 22 часа 40 минут поступил новый приказ — к 12 часам 23 июня 8-й МК (уже прошедший 80 км на запад от Дрогобыча к Сану) должен был сосредоточиться в районе Куровичей (25 километров восточнее Львова, отход от границы на 120 км) и поступить в распоряжение командующего 6-й армией Музыченко. Танковые колонны двинулись назад, описывая большой крюк протяженностью более 150 км по маршруту Самбор — Дрогобыч — Стрый — Львов.
Дальнейший ход событий не вполне понятен. Баграмян в своих мемуарах пишет, что после совещания в штабе Ю-3. ф., на котором было принято решение сосредоточить 4-й и 8-й мехкорпуса в районе г. Броды, утром 23 июня «Жуков в сопровождении представителей штаба фронта выехал в 8-й мехкорпус генерал-лейтенанта Д. И. Рябышева, чтобы на месте ознакомиться с состоянием его войск и ускорить их выдвижение из района Львова на Броды». Однако ни Рябышев, ни Попель в своих воспоминаниях ни единым словом не упоминают о визите начальника Генштаба. Но главное, разумеется, не в визитах, а в том, что 8-й МК послали совсем в другую сторону.
В середине дня 23 июня, когда главные силы танковых дивизий находились примерно на рубеже г. Николаева (38 км по шоссе юго-западнее Львова), а 7-я моторизованная дивизия уже вышла в предместья Львова, Музыченко приказал повернуть 6-й мехкорпус на запад и к 19 часам 23 июня сосредоточиться в лесу к югу от Яворова (т.е. в том самом районе, куда Музыченко, вопреки приказам командования фронта, направил и главные силы 4-го МК). Огромные многокилометровые колонны танков, грузовиков, бронемашин во второй раз за последние сутки развернулись почти на 180 градусов и снова двинулись к границе.
Совершив утомительный ночной марш, 8-й мехкорпус, пройдя еще километров 80—90, вышел к Яворову. Там поздним вечером 23 июня командиру корпуса вручили пакет с новым (а по сути дела, со старым, так сказать, «исходным») приказом командования фронта: опять развернуть корпус и к исходу дня 24 июня выйти в район Броды.
На этот раз, из-за пробок и уличных боев во Львове, совершить еще один форсированный марш в указанный срок не удалось: к вечеру 24 июня главные силы корпуса сосредоточились в Буске, а 34-я танковая дивизия, не ставшая втягиваться в лабиринт львовских улиц, вышла через Жолкев (Нестеров) к реке Буг у г. Каменка-Бугского. К этому времени Каменка уже была захвачена передовыми немецкими частями, и через город пришлось прорываться с боем.
Не совсем понятно и то, когда же все-таки 8-й МК вышел в исходный район для наступления. Рябышев пишет, что «во второй половине дня 25 июня соединения и части корпуса сосредоточились в районе северо-западнее Бродов». А из мемуаров Баграмяна мы узнаем, что в 4 часа утра 26 июня «было получено донесение от генерала Рябышева. Командир корпуса сообщал, что его 34-я танковая дивизия подходит к Радзивилову, 12-я танковая — к Бродам, а 7-я моторизованная все еще у Буска, на берегу Западного Буга...».
