В наставлении офицерам и солдатам запрещалось говорить «Нас отрезали!». В случае если офицер громко скажет такую фразу, то общество офицеров должно изгнать его из своих рядов, а солдата за подобные слова полагалось предать нещадному битью шомполами. Составители наставления утверждали, что храбрец никогда не будет отрезан. Нужно просто повернуться грудью к врагу и решительно пойти на него. И с какой бы стороны он ни стоял, он будет разбит. Завершается наставление уверенностью в том, что отвага и смелость приведут к победе гораздо вернее, чем все премудрости: «Упорство и неустрашимость больше выиграли сражений, нежели все таланты и все искусство»
. Таким образом, авторы наставления еще раньше великого военного теоретика Клаузевица указали, что победа достигается смелостью, отвагой и энергичными действиями, а не схоластическими рассуждениями.
При этом авторы наставления не были ретроградами, отрицавшими необходимость использовать технические достижения, и указывали, что нужно учить людей цельной стрельбе и следить за состоянием оружия: «Коль скоро будут готовиться к делу, то долг всех офицеров и особливо ротных командиров есть тщательно осмотреть все ружья… требовать, чтобы у солдата было, по крайней мере, еще два кремня в запасе; чтобы положенные 60 патронов были налицо и в исправности…»
Целям улучшения огневой подготовки служило и перевооружение русской пехоты. В 1808 г. в армии было введено ружье нового образца, которое представляло собой не что иное, как копию французского ружья с небольшими изменениями в параметрах. Самым главным отличием была разница в калибре: у французов калибр был 17,5 мм, а у русских — 17,78 мм (7 линий
[70]). Подобная разница могла быть полезна с учётом специфики предполагаемых боевых действий. Как известно, в гладкоствольном оружии пуля была всегда немножко меньше по диаметру, чем канал ствола. Конечно, если стрелять из русского ружья французской пулей, зазор оказывался немного больше, чем обычно, и точность несколько снижалась, однако стрелять все же было возможно, в то время как французы либо вообще не могли пользоваться русскими зарядами, либо это было крайне опасно.
Кстати, подобная ситуация, только с обратным знаком, была в артиллерии. У французов калибр пушек, 6- и 12-фунтовых, был чуть больше, чем калибр соответствующих русских и прусских орудий. Поэтому французские артиллеристы могли использовать трофейные артиллерийские боеприпасы, а русские и пруссаки не могли.
Несмотря на перевооружение пехоты новыми ружьями, единообразия в этом вопросе так и не было достигнуто. В 1812 г. на вооружении полков продолжали оставаться как русские, так и иностранные ружья 28 разных калибров (от 12,7 до 21,91 мм).
Ситуация с разнобоем оружия была столь серьезной, что в 1809 г. шеф Либавского мушкетерского полка генерал-майор Вадновский докладывал: «…Честь имею донести, что во вверенном мне Либавском мушкетерском полку — ружья по давнему их существу, начиная с 1700 года, состоят в разных калибрах, почему и нельзя большой части оным определить настоящее заключение калибров…»
Ситуация в Либавском полку не была исключением. Другой рапорт от этого же года указывает, что в Ширванском мушкетерском полку имелось четыре калибра ружей от 7½ до 8 линий, в Томском — три калибра от 8⅛ до 8⅝, в Уфимском — три калибра от 7¼ до 7¾, в 19-м егерском — шесть калибров от 7⅔ до 8.
Подобная ситуация, вне всякого сомнения, проистекала из-за огромного численного роста армии. У правительства просто не было достаточно ресурсов, чтобы единообразно вооружить огромные массы войск.
Касаясь вопроса вооружения, необходимо сказать несколько слов о вооружении кавалерии. Опыт наполеоновских войн 1805–1809 гг. показал, что отказ от защитного вооружения конных войск, который повсеместно происходил в XVIII веке, оказался преждевременным. Действительно, в эпоху господства линейной тактики, когда все внимание полководцев было сосредоточено на залповом огневом бое пехоты, кирасы и каски стали в известной степени анахронизмом, так как бой с применением холодного оружия становился все более и более редким. Однако наполеоновские войны, где сражающиеся пехотинцы часто пользовались штыками, а кавалеристы — саблями и палашами, показали, что кираса и каска могут быть даже очень выгодными, не говоря уже о том моральном преимуществе, которое они дают воину, имеющему защитное вооружение.
Именно поэтому в самом начале 1812 г. высочайшим повелением было приказано вернуть тяжелой кавалерии кирасы, которые она утратила сразу по приходе к власти Александра I в 1801 г. Тогда 7 кирасирских полков были переведены в драгуны, а оставшиеся лишились своего защитного вооружения. Номинально существовало 2 гвардейских и 6 армейских кирасирских полков, которые отличались от остальной кавалерии ростом коней и солдат, однако не имели ни кирас, ни касок. В 1803 г. возвратились каски, а, как уже указывалось, в 1812 г. снова появились кирасы. Защитное вооружение получили 10 полков (Кавалергардский, Лейб-гвардии Конный, Кирасирский Его Величества, Кирасирский Ее Величества, Кирасирский Военного Ордена, Екатеринославский кирасирский, Глуховский, Малороссийский, Новгородский и Астраханский кирасирские, последние два полка были созданы в 1811 г.). В ходе кампании 1812 г. и заграничных походов русские кирасиры не раз докажут, что они не зря получили свое защитное вооружение, вступая в отчаянные схватки с тяжелой французской кавалерией, также носившей стальные кирасы.
Одновременно было замечено, что пика также еще не исчерпала своих возможностей. Это неоднократно с успехом доказывали русские казаки и польские уланы. Именно поэтому накануне войны 1812 г. в русской армии было принято решение вооружить пиками гусар, чтобы быстро создать большое количество пиконосной кавалерии.
Однако в отличие от защиты кирасир, введение пики в гусарских полках едва ли было удачным. Современники единодушно отмечали, что пика, будучи грозным оружием, имела в то же время ряд существенных недостатков. В неумелых руках она была бесполезна. Если даже неопытный кавалерист, вооруженный саблей, мог так или иначе использовать ее в бою и наносить ущерб неприятелю, то неподготовленный боец с пикой в серьезной схватке был просто беспомощен. Дело в том, что для опытного конного воина не представляло особого труда парировать прямой удар новичка: пика длинная и тяжелая, поэтому заранее видно, куда придётся удар. А если клинком сабли отвести пику в сторону, улан останется совершенно незащищенным перед противником, вооруженным обычным холодным оружием.
Офицер Изюмского гусарского полка Мартенс вспоминал: «Великий князь ввел во все гусарские полки копья. Для легкой кавалерии копье составляет бесспорно превосходное оружие, но для того, чтобы владеть им целесообразно, требуется большой навык и должная практика. Ввести же это оружие за два месяца до начала похода было величайшей бессмыслицей; копье в руках человека, не умеющего им владеть, составляет только помеху. Поэтому гусары, ловко действовавшие саблею, были в высшей степени недовольны копьями и в самом начале похода переломали и выбросили их».
