Уже известный нам генерал Ланжерон писал: «Имущество (польской знати) роздано русским генералам, министрам, придворным, фаворитам и лакеям всех этих пиявок на теле несчастного народа, который претерпел ужас грабежа всеобщего и организованного. Тюрьмы были наполнены невинными, ими же наполнена Сибирь. Много несчастных погибло в безызвестности, но зато Зубовы, Марковы, Безбородко получили собственность, захваченную у многих семейств. Фаворит Платон Зубов получил в Курляндии и в Самогитии земли с крестьянами, которые давали доход 2 млн
[34] руб. в год…»
Обратим внимание на фамилии в списке тех, кто получил конфискованные владения, и на те, что упомянул Ланжерон: Кутузов, Суворов, Румянцев, Салтыков, Зубов, Беннигсен, Репнин, Коновницын, Безбородко… Всё это семьи, представляющие верхушку русской аристократии, генералитета и чиновничества. Все эти люди отныне оказались связаны круговой порукой по отношению к польской проблеме. Все, что касалось перспективы возрождения Польши, приводило в бешенство русскую аристократию.
Наконец последним фактором, определявшим резко негативную оценку Тильзитского мира со стороны российских вельмож, были торговые интересы, а именно экспорт зерна и сырья в Англию, за счёт которого богатели самые знатные семьи Российской империи.
Что же касается народа, то на него в известной степени повлияла анафема, объявленная Наполеону, и антифранцузские проклятья, которые раздавались с церковных амвонов по всей России. Только после напоминания Савари царь отдал распоряжение прекратить подобные речи в церквях.
Ряд историков переносят все эти враждебные Наполеону и Франции оценки и на времена, предшествовавшие войнам 1805–1807 гг., да ещё утрируют их за счёт описания настроения русского общества в 1812 г. К этому добавляются рассуждения об угрозе безопасности России, агрессивных планах Наполеона на Балканах и т. п. Всё это смотрится наукообразно, «разумно» объясняя активное участие России в Третьей и Четвёртой Коалициях. А если говорить точнее, ту решающую роль, которую Александр I сыграл в развязывании двух войн.
Как ясно сказано в предыдущих главах, до 1805 г. подобных настроений в русском обществе не было. Мало того что интересы России и Франции серьёзно не пересекались, — даже сойтись в бою было негде, мешали лежащие в центре Европы государства, о чём так переживал Александр. Не было не только никаких геополитических и экономических предпосылок, но даже и общественного мнения, которое бы толкало правительство к конфликту.
Русская аристократия не испытывала никакого желания драться с Наполеоном, у народа не было ненависти к французам, и уж тем более не существовало никаких серьёзных оснований идти сражаться в далёкие края за интересы, не понятные ни русским солдатам, ни даже генералам. Ничего, кроме маниакального желания Александра I и кучки поддерживающих его аристократов-англофилов любой ценой ввязаться в войну с Францией. Что касается Наполеона, он вообще не мог понять, чего от него хочет Александр, и был уверен, что молодого «несмышлёного» царя толкают на войну продавшиеся Англии аристократы, засевшие в русском правительстве.
Зато, когда Россия поучаствовала в двух больших войнах против Франции, ситуация изменилась. Кроме жажды реванша со стороны офицеров и генералов, возникли вполне серьёзные опасения за интересы правящего класса в целом. Тем самым появились экономические и геополитические предпосылки серьёзного конфликта.
Теперь Александр мог даже на некоторое время самоустраниться от процесса, который он начал. Была обрушена глыба, которая мало-помалу вызвала лавинообразную реакцию, и личное участие царя стало уже не столь важным.
Обращая внимание на огромные сдвиги в отношении русского общества к Франции и Наполеону, нельзя в то же время смотреть на события 1807–1811 гг. сквозь призму будущей войны 1812 г. Знаменитый поэт и партизан Денис Давыдов в своём известном произведении «Тильзит в 1807 г.» дал такую безапелляционную картину отношения русских офицеров к французам: «Общество французов нам ни к чему не служило; ни один из нас не искал не только дружбы, даже знакомства ни с одним из них, невзирая на их старания… За приветливости и вежливость мы платили приветливостями и вежливостью — и всё тут. 1812 год стоял уже посреди нас, русских, с своим штыком в крови по дуло, с своим ножом в крови по локоть(!!)»
.
Эта фраза, написанная много лет спустя после 1812 г., очень хорошо показывает, как последующие события часто полностью искажают воспоминания. Свидетельства многих французских участников Тильзитской встречи говорят скорее о приятельских отношениях, которые установились между офицерами ещё недавно враждовавших армий. Наконец, бывали и совсем особые случаи. Так, капитан штаба д’Эспеншаль знал некоторых русских офицеров по своему эмигрантскому прошлому: «…Я, по счастливой случайности, встретил молодого графа Левашова, с которым был очень дружен в Неаполе, — рассказывает д’Эспеншаль. — Мы бросились в объятья друг другу со всей экспрессией нашей молодости, вспоминая о недавнем времени, когда у нас было много общих моментов счастья и удовольствий»
. Ну а о том, с каким энтузиазмом русские офицеры завязали дружеские связи с французскими офицерами, и как они вместе предавались отчаянному веселью в штабе самого Наполеона в кампанию 1809 года, речь пойдет в следующей главе.
Эти случаи, конечно, неординарные, зато реакция, которую отметил русский чиновник Вигель в среде провинциального пензенского дворянства, была скорее вполне обыденной: «Что за толки услышал я, — Боже мой! Вот их сущность: „Ну что ж, была война, мы побили неприятелей
[35], потом они нас побили, а там обыкновенно, как водится, мир; и слава Богу, не будет нового рекрутского набора“»
.
Интересно также отметить реакцию российского духовенства на заключение Тильзитского мира. С учётом того, что говорилось об анафеме, можно вообразить, что все русские священники в штыки приняли известие о подписании мира с Антихристом. Но иерархи русской церкви вполне понимали, что проповеди насчёт Антихриста были исключительно политическими, поэтому договор с Наполеоном их совершенно не удивил. Митрополит Августин произнёс в Петербурге восторженную проповедь по поводу заключения мира и получил от Александра I щедрые подарки за блестящую речь. В ответ знаменитый митрополит Платон написал своему коллеге: «С полученным Вами от государя подарком я поздравляю, он служит доказательством того, что есть у нас мир, да и мир радостный»
.
Что же касается народа, то среди мужиков распространился слух, в комической форме объяснявший, почему от вражды с безбожным Наполеоном перешли к дружбе. Говорили, что если «наш православный царь» встретил «ихнего ампиратора» на плоту, то это потому, что он перво-наперво, макнув его в воду, окрестил, и только после этого стал вести переговоры.
