Однако если бы всё ограничивалось отсутствием содействия со стороны русских войск! На политическом фронте русское командование всемерно противодействовало полякам. Повсюду, где проходили русские войска, изгонялись недавно установленные именем Наполеона польские власти, а на место возвращались австрийские администраторы. Сразу по вступлении русской армии во Львов губернатором города был назначен генерал Меллер-Закомельский. Польский отряд, который направлялся через Львов, не был пропущен, зато австрийский губернатор Вурмзер спокойно приехал под охраной двухсот австрийских гусар (!) и стал исполнять обязанности вице-губернатора.
В своём письме от 1 июля 1809 г. князю Голицыну Понятовский писал: «Я не могу поверить, что столь удивительные действия согласуются с волей монарха, добродетелями которого восхищается вся Европа. Если мысль о том, что Вы даёте австрийскому правительству возможность преследовать жителей Галиции за то, что они оказались верны делу, за которое Вашей Светлости поручено сражаться, не является для Вас достаточным мотивом, чтобы удержаться от восстановления (австрийской) администрации, я прошу Вас не забывать, что польские войска составляют 9-й корпус, который действует от имени Его Величества, императора французов»
.
Но Сергей Федорович Голицын как раз об этом не забывал; поэтому он действовал именно таким образом и доносил Александру I: «Осмеливаюсь всеподданнейше представить в. в-ву, что развязка сего дела может повлечь за собою весьма неприятные для нас следствия, ибо коль скоро начнут принимать здесь присягу в верности императору французов, то опасаюсь, чтобы не начались беспокойства в присоединённых к России провинциях, коим верить никак не можно»
.
Князь Голицын совершенно верно предполагал, что действия корпуса Понятовского могут вызвать волнения в западных провинциях Российской империи. Если до начала войны армия маленького польского государства «политкорректно» называлась армией герцогства Варшавского, то с началом боевых действий, ввиду того, что нужно было мобилизовать силы народа, Понятовский обратился с недвусмысленным воззванием к своим солдатам и всему населению Герцогства: «Государство, которое мы ничем не оскорбили, соседи, империю которых когда-то спасли наши предки, ворвались на нашу территорию и рассматривают нас как орду без отечества и правительства. Они желают оторвать нас от дела нашего великого освободителя и говорят, что воюют только с императором Наполеоном… Слабость недостойна поляков. Пожертвуем всем, чтобы защитить нашу отчизну и нашу честь… Подымайтесь же, поляки! С верой в Бога и в помощь Великого Наполеона будем биться за отечество… Закроем нашими телами то, что для человека дороже всего — его независимость и его права!»
С подобными воззваниями Понятовский неоднократно обращался к войскам, к населению герцогства Варшавского и к населению Галиции. В результате война 1809 г. со всей остротой поставила польский вопрос на повестку дня. Депутация населения Галиции направилась через все препятствия в ставку Наполеона в Вене и обратилась к нему с просьбой о восстановлении Польского королевства. Несмотря ни на что, император стремился сохранить дружбу с Россией и поэтому ответил на просьбу поляков очень уклончиво: «Я не скрою, что испытываю к вашей нации особые чувства …но все личные пристрастия не должны влиять на политику. Как сделать так, чтобы Россия осталась довольна? Не знаю ещё. …Энтузиазм галичан естественен, но я не возбуждал его. Я не обязан сделать для Галиции то, что я сделал для герцогства Варшавского, где я поручился своей честью. …Я не хочу вовлечь себя в вечную войну с Россией. Но кто знает…»
На театре военных действий отношения между русскими и поляками становились всё более и более натянутыми, и дело шло уже к открытому столкновению. В рапорте от 2 июля 1809 г. Понятовский докладывал Наполеону: «Согласие русских генералов с австрийскими стало настолько очевидным, что кажется, что они рассматривают как врагов польские войска, и в то время, когда они с удовольствием исполняют просьбу австрийского командования, они делают всё, чтобы разрушить усилия их союзников»
.
Накануне, 2 июля, капитан Первого полка пехоты герцогства Варшавского Гембаржевский доложил своему командованию о следующем эпизоде. Он въехал в Сандомир, который только что оставили австрийцы и который, по идее, должен был быть занят русскими войсками. «Въехав в город, — рассказывает капитан Гембаржевский, — я увидел 21 австрийского гусара, построенных в линию перед квартирой капитана Денисова, который командовал отрядом русских войск. Я подумал вначале, что это пленные, но, увидев, что они были вооружены пистолетами и саблями, я их спросил: „А что вы здесь делаете?“ — они мне ответили, что они представляют собой патруль. Тогда я решил попытаться арестовать офицера, командовавшего ими. Он спокойно пил водку с русским капитаном, который остановил меня, хотя австрийский офицер уже собирался отдать мне свою саблю. Русский офицер повёл австрийца ужинать вместе с собой, а мне сказал с насмешкой: „Если Вы хотите сразиться с гусарами, можете это сделать, а я и господин офицер посмотрим на это“»
.
Понятовский не только жаловался императору, но и пытался достучаться до посла Франции в России. Он рассказывал Коленкуру, что парламентёры из русской армии постоянно ездят к австрийцам, а австрийские парламентёры — к русским, что обе армии прилагают все возможные усилия, чтобы ни в коем случае не столкнуться одна с другой. «Их аванпосты, находясь в виду друг друга, расседлывают и разнуздывают своих коней, и наши патрули находят их почти всегда выпивающими вместе. Детали, которые у меня есть на этот счёт, кажутся невообразимыми…»
Как бы ни складывались обстоятельства на польском театре военных действий, основные события кампании 1809 г. происходили, естественно, под стенами Вены. Здесь Наполеон готовил новую попытку переправы через Дунай. На острове Лобау на Дунае, превращённом в громадный плацдарм, были произведены колоссальные инженерные работы, здесь возводили укрепления, устанавливали на них орудия, готовили средства для быстрого наведения переправы; наконец, на острове даже прокладывались дороги, и вдоль них устанавливались фонари, чтобы можно было передвигаться ночью…
Император, находясь в Шенбруннском дворце, внимательно следил за всеми этими грандиозными работами, не теряя из виду политической ситуации. Сейчас, как никогда, ему нужно было бы содействие русских войск для того, чтобы угрожать австрийцам с тыла, но к этому времени он уже получил рапорты Понятовского и был полностью в курсе того, что творилось в Галиции.
В частности, он получил письмо, перехваченное польскими разъездами на территории Галиции. Это было послание, написанное командующему австрийской армии эрцгерцогу Фердинанду одним из русских генералов — князем Горчаковым. Всё письмо было наполнено враждебностью к наполеоновской Франции; в нём открыто высказывалась надежда на скорые совместные действия австрийцев и русских в борьбе против Наполеона. Чернышёв рассказывает: «Он (Наполеон) пригласил меня в свой кабинет и показал письмо от князя Горчакова, обращённое к Его Светлости Фердинанду. Я постарался сделать всё возможное, чтобы уменьшить его (Наполеона) недовольство, а также его раздражение против генерала Левиза (командир одной из дивизий русской армии в Галиции)»
.
