Что же касается русско-французской конвенции по польскому вопросу, в Петербурге продолжались дискуссии по поводу её заключения. Конкретный проект соглашения был предложен Россией в январе 1810 г. Его текст был согласован графом Румянцевым и послом Франции Коленкуром и совместно ими подписан.
Вот как выглядели его основные пункты: «Ст. 1: Польское королевство никогда не будет восстановлено. Ст. 2: Высокие договаривающиеся стороны обязуются сделать так, чтобы слова „Польша“ и „поляки“ не употреблялись никогда ни по отношению к какой-либо части этого бывшего королевства, ни по отношению к его жителям, ни по отношению к его войскам. Они должны навсегда исчезнуть из всех официальных или публичных актов, какого бы вида они ни были. Ст. 3: Награды, принадлежащие бывшему Польскому королевству, упраздняются и никогда не будут восстановлены… Ст. 5: Устанавливается как важнейший, неизменный принцип, что герцогство Варшавское не имеет права получить никакого территориального расширения за счёт земель когда-то принадлежащих Польскому королевству»
.
Наполеон был готов идти далеко, но договор в такой форме вызвал у него возглас удивления. Император предложил своему министру иностранных дел изменить те пункты конвенции, которые были сформулированы слишком жёстко и даже жестоко по отношению к полякам. В своём ответном проекте он предлагал фактически повторить всё то же самое, но соблюдая при этом хотя бы какие-то относительные приличия по отношению к тем людям, которые ему верно служили.
Пункт первый был сформулирован теперь следующим образом: «Его Величество император французов обязуется не поддерживать никакого восстановления Польского королевства, не давать никакой помощи любому государству, которое имело бы подобные намерения, не давать никакой помощи, ни прямой, ни косвенной, любому восстанию или возмущению провинций, которые составляли это королевство».
Во втором пункте говорилось: «Высокие договаривающиеся стороны и саксонский король не будут более употреблять ни в каком публичном акте слова „Польша“ и „поляки“ для именования в современном состоянии той или иной части бывшего Польского королевства и его жителей».
Что касается третьего пункта, император был согласен, чтобы отныне не выдавались польские ордена, но он не хотел запрещать носить их тем, у кого они есть, лишая достойных людей заслуженных ими наград. В результате ордена должны были отмереть постепенно «после смерти тех, кто носит их в настоящий момент».
Последующие пункты также подверглись небольшой редакции, но в общем и целом смысл документа полностью сохранялся. Наполеон собирался дать России совершенно недвусмысленное обязательство того, что он не будет способствовать восстановлению Польши.
Однако редакция Наполеона была отвергнута российской стороной. В Петербурге был составлен новый проект договора, где с маниакальным упорством повторялись формулы январской конвенции. Опять-таки присутствовали слова о том, что «Польша никогда не будет восстановлена», о том, что из публичных актов будут убраны навсегда слова «Польша» и «поляки» и т. д. Известный польский историк Мариан Кукель написал по этому поводу, что Наполеон «понял, что его хотят оклеветать, политически скомпрометировать, осмеять как монарха и как человека»
.
Впрочем, когда новый русский вариант документа пришёл в Париж, политическая ситуация изменилась настолько, что Наполеон в значительной степени потерял интерес к договору…
Глава 7
Рука великой княжны и… мешки с пшеницей
Для того чтобы лучше понять события той эпохи, нам нужно отойти на время от военных гроз и политических потрясений и затронуть вопрос, который, казалось бы, имеет к теме книги только косвенное отношение. На самом деле это совсем не так, и мы надеемся, что читатель убедится в этом.
С самого начала провозглашения империи Наполеон понимал, что ему рано или поздно придётся развестись с Жозефиной. Она стала бесплодной вследствие ряда бурных событий своей молодости, а империи нужен был наследник. Однако Наполеона привязывало к этой женщине искреннее, сильное чувство, и он долго не мог решиться на развод. Тем не менее вопрос о преемнике с каждым днём становился всё острее. В конце 1809 г. всем стала известна беременность Марии Валевской, возлюбленной императора. В этот раз Наполеон знал, что ребёнок от него. Сомнения рассеялись, и теперь он был уверен, что отсутствие детей от Жозефины объясняется только состоянием здоровья самой императрицы. Решение о разводе было принято бесповоротно, и, несмотря на искренние слёзы и, можно без преувеличения сказать, горе обоих супругов, 16 декабря 1809 г. было официально объявлено об аннулировании брака по взаимному согласию.
Император желал, чтобы практически одновременно с объявлением о разводе стране было объявлено о его новом браке, и более того, он уже запланировал его на весну 1810 г., с тем чтобы в начале 1811 г. у него появился наследник. Вопрос выбора иностранной принцессы практически не стоял — будущей французской императрицей должна была быть русская великая княжна. Как уже упоминалось ещё в Эрфурте, Наполеон поручил Талейрану и Коленкуру осторожно прозондировать в этом отношении мнение Александра. Речь могла идти о двух его незамужних сёстрах. Одной из них, Екатерине Павловне, в момент Эрфуртского свидания было 20 лет, и она ещё была не замужем. Другой, младшей сестре Анне, было только 13 лет, но говорилось о перспективе. Поэтому вполне возможно было предполагать в будущем устройство брака Наполеона с младшей сестрой.
Мария Фёдоровна была в ужасе от наметившейся перспективы. Она уже давно занималась подбором партии для своей старшей незамужней дочери, причём делала это с настойчивой бесцеремонностью. Когда весной 1807 г. овдовел Франц I, Мария Фёдоровна развила бурную деятельность с целью сделать Екатерину императрицей Австрии. Отметим, что молодая девушка была на редкость честолюбивой, тщеславной и решительной. Ей также очень захотелось стать австрийской императрицей. Однако, несмотря на то что всё вроде бы могло устроиться, резко отрицательную позицию занял по этому вопросу сам царь.
Князь Куракин, докладывая Марии Фёдоровне о своём разговоре с Александром, сообщил следующее: «Император всё-таки полагает, что кайзер Франц не может понравиться великой княжне Екатерине и не является для неё подходящей парой. Император характеризует его как человека внешне непривлекательного, плешивого, безвольного, ленивого душой, ослабленного физически и умственно вследствие всевозможных несчастий, которые ему пришлось пережить, трусливого до такой степени, что боится пускать свою лошадь в галоп, и её должны вести под уздцы, чему сам император лично был свидетелем под Аустерлицем. — При последних словах я не мог удержаться от смеха и воскликнул: „Такой характер никак не может подойти великой княжне. У неё есть ум, душа и сильная воля; боязливость совсем ей не свойственна. А смелость, с которой она ездит верхом, вызывает зависть даже у мужчин“»
.
На самом деле молодого царя и его сестру связывали довольно странные отношения, не слишком похожие на братскую любовь. Вот одно из писем Александра к сестре, опубликованное великим князем Николаем Михайловичем: «…К сожалению, теперь я не могу воспользоваться своим старым правом, чтобы в Вашей спальне в Твери покрывать Ваши ножки нежнейшими поцелуями. Так что, мадам, развлекайтесь как следует и не забывайте бедного арестанта в Петербурге»
. Похоже, что по отношению к Францу I Александр испытал взрыв ревности, настояв в конечном итоге на том, чтобы этот брак был отклонён.
