Приказы о концентрации главных сил русской армии к западным границам были отданы 21–22 января (2–3 февраля) 1811 г. Одновременно 5 дивизий из Молдавской армии направлялись на север к западным границам империи. Это были 9,11, 12, 15 и 18-я пехотные дивизии. Так, 9-я дивизия выступила из Бухареста, 11-я из Фокшан и Браилова, 12-я из Ясс, 15-я из Измаила, 18-я из Хотина и Стефанешти… Ещё ранее 17-я дивизия была направлена на запад из Финляндии.
Для того чтобы понять, насколько серьёзным является подобное перемещение, необходимо вспомнить, что по состоянию на начало 1811 г. Россия располагала в общей сложности 27 пехотными дивизиями
[55] (не считая гвардии и сводно-гренадерской дивизии, сформированной 23 марта 1811 г.). Из них против турок было задействовано 9 дивизий.
Таким образом, в начале 1811 г. с Дунайского «фронта» было снято более половины сражавшихся там пехотных соединений!! И это притом, что война с Турцией продолжалась, и не было такого русского военного или политического деятеля, который, видя общую ситуацию, не призывал бы завершить войну с Османской империей как можно скорее!
Кроме движения с юга на запад, войска подтягивались и из самой глубины империи, и с севера. Так, Ревельский, Перновский и Либавский пехотные
[56] полки выступили из Выборга, Екатеринбургский полк — из Воронежа, Селенгинский — из Шадринска, а 18-й егерский — из Перми!
К весне 1811 г. на западных границах империи сосредоточилось уже 17 пехотных дивизий (включая 2 гренадерские и сводно-гренадерскую)! Против турок осталось только четыре дивизии. Три дивизии находилось в Финляндии, две в Грузии, одна в Крыму и одна в Оренбурге.
Вслед за пехотой подтягивалась и кавалерия. Из 9 армейских кавалерийских дивизий
[57], существовавших в то время, 6 было сконцентрировано на западных границах. Наконец, массы казаков двинулись в марте с юга по направлению к Брест-Литовску. Десять казачьих полков были забраны из состава Молдавской армии, а два сняты с кавказской линии, где казаки выполняли функцию охраны границы от воинственных горцев.
Таким образом, практически все силы Российской империи, кроме минимума войск против турок и персов, а также самых необходимых гарнизонов и отрядов для охраны рубежей на юге, востоке и севере, были собраны на западной границе. Подобное размещение невозможно объяснить потребностями обороны, ведь, как уже не раз отмечалось, самые близкие соединения французских войск располагались более чем в тысяче километров от русской границы, да и то численность их была такова, что ни о какой угрозе для территории Российской империи от этих войск говорить не приходилось.
Одновременно в начале 1811 г. Александру I были предложены первые планы боевых действий. Самым обстоятельным и законченным являлся план генерала Беннигсена, представленный царю в феврале 1811 г. Этот план предполагал вторжение в герцогство Варшавское и разгром польской армии. Беннигсен отмечает: «Наиболее полезно овладеть Варшавою (коей потеря поразила бы и обезоружила часть поляков, неблагорасположенных к России)». Далее генерал пишет: «Наша армия, решая судьбу войск польских, кои бы нас ненадолго задержали, продвинулась бы к границам Шлезии (Силезии)». Это важно, по мысли Беннигсена, хотя бы потому, что «одною наступательною войной возможно нам короля прусского приклонить на нашу сторону… прибавим к сему, что, оставаясь в оборонительном положении, дадим мы полякам увеличить их войска, между тем как наступательными действиями если не успеем мы истребить или рассеять польской армии, то, по крайней мере, уменьшим её гораздо, — обезоружа оною хоть частью».
Генерал прекрасно понимает, что война предпринимается вовсе не для того, чтобы спастись от нашествия Наполеона. Он пишет: «…Власть Наполеона никогда менее не была опасна для России (!), как в сие время, в которое он ведёт несчастную войну в Гишпании и озабочен охранением большого пространства берегов, на что потребно ему употребить сильныя армии»
.
В столь же недвусмысленном тоне составлен и другой документ, направленный Александру I. Это «Политический мемуар» одного из его советников, некоего Д’Аллонвиля. Здесь прямо говорилось, что необходимо «…начать наступление, вторгнувшись в герцогство Варшавское, войдя по возможности в Силезию, и вместе с Пруссией занять линию Одера, чтобы заставить выступить германских князей и возбудить восстание на севере Германии. 2. расформировать польское правительство, рассеять его вооруженные силы… и безжалостно разорить герцогство (!), если придётся его оставить… 9. нападать только с подавляющим превосходством сил и выгодой ситуации… Нельзя терять из виду, что человек, с которым мы воюем, соединил силы старой Франции с завоеваниями новой Франции и силами организованного якобинизма, который составляет сущность его власти. Мало поэтому поставить препятствие на пути столь большой мощи, но необходимо её уничтожить»
.
Анализируя эти проекты и сопоставляя их с тем, что предлагал Александр Чарторыйскому, можно прийти к однозначному выводу: к концу 1810 — началу 1811 года царь решился на войну с Наполеоном, причём эта война готовилась как наступательная. В разговоре с австрийским посланником Сен-Жюльеном 3 (15) февраля 1811 г. Александр выдаёт свои планы, так как ему очень важно знать, какова будет реакция Австрии на вторжение русских войск в герцогство Варшавское. Австрийский посланник попытался быть максимально дипломатичным и ответил: «Миролюбивая система моего августейшего монарха позволяет предположить, что мы будем придерживаться абсолютной нейтральности, однако я бы попросил Вас не делать никаких выводов, по тому что я сказал, потому как я говорю это от себя лично!..»
Более того, в разговоре с Александром Сен-Жюльен сказал: «Сир, позвольте человеку, который не имеет чести находиться на вашей службе, но который испытывает к вам глубокую привязанность… сказать вам, что вы собираетесь начать страшную борьбу, судьба которой окажет решающее влияние на судьбу России и Европы». Сен-Жюльен рассказывает, что царь тотчас схватил его за руку и воскликнул: «Генерал, не говорите „начинаю“, потому что это не я начинаю…»
